но нету слонёнка
Уже давно моя жена просила меня написать ей сказку про рыбу. В конце концов я впихнул свою жопу за компьютер и что-то написал. Теперь она говорит, что это стоит вывесить. Ну, вывешиваю.
Дальше идет 56853 знака текста. Если кто не понял, это 16 листов А4 мелким шрифтом. Вас предупредили!
читать дальше
Алан надвинул шляпу на глаза и откинулся на сидении, но отдохнуть не получалось. Старенький Виллис то и дело подскакивал на ухабах разбитой грунтовки, да и полуденное африканское солнце не давало пассажиру расслабиться.
- Джон, долго нам еще, как думаешь? - окликнул он мужчину на переднем сидении.
- Думаю, часам к четырем-пяти доберемся с Божьей помощью. Устал? – ответил тот.
- Есть немного.
Они с Джоном были знакомы еще по семинарии, и Алан обрадовался, когда узнал, что встретит его в миссии. Хотя бы одно знакомое лицо вдали от дома и, вероятно, последнее на многие недели, или даже месяцы. Деревня, в которую Алан Кинг был направлен проповедником, была слишком далеко от цивилизованных мест.
- Ты ночуешь в деревне, Джон?
- Нет, я уезжаю на побережье завтра вечером. Придется ехать обратно в ночь, чтобы днем уже быть в миссии, собирать вещи. Так что я быстро введу тебя в курс дела и сразу назад.
- Как, ты оставишь меня одного в обществе дикарей? – в притворном ужасе воскликнул Алан.
- Не беспокойся. Они все поголовно язычники, но безобидные. Никаких человеческих жертвоприношений и каннибализма, – улыбнулся Джон. – И к тому же очень хорошо отнеслись к христианам. Они даже построили некое подобие молельного дома, чтобы им скорее прислали нового проповедника.
- А что случилось с предыдущим?
- Крокодил съел.
- Вот прямо так? Съел?
- Не в буквальном смысле, но бедняге здорово досталось. Аборигены пытались лечить его какими-то местными травками, послали в город за доктором, но какое там! Здесь на машине почти день пути, а они пешком. Короче говоря, через два дня бедняга скончался. Упокой, Господи, его душу. Врачу осталось только доставить тело в миссию.
- Значит, к воде лучше не подходить? – вздохнул Алан.
Джон покосился на удочки и спиннинги, лежавшие рядом с чемоданом друга на заднем сидении.
- Хотел порыбачить на досуге? Не огорчайся, местные ловят рыбу на озере почти все время. Думаю, они покажут тебе безопасные места. Просто будь повнимательней.
К вечеру автомобиль, наконец, подъехал к деревне. Круглые тростниковые хижины, обмазанные глиной, беспорядочно теснились вокруг пятачка утоптанной земли, служившего центральной площадью. За деревней почти сразу начиналось большое озеро, зелень на противоположной его стороне едва была видна. Берег, пологий у деревни, постепенно переходил в высокий скалистый обрыв. Если присмотреться, на дальней стороне можно было рассмотреть струю небольшого водопада.
Как только они остановились, автомобиль облепили любопытные ребятишки. Вокруг собрались чуть более сдержанные, но не менее любопытные взрослые. Похоже, приезжих встречала вся деревня. Джон первым вышел из машины и обратился к одному из туземцев, стоявшему в первом ряду. Вместе они подошли к Алану.
- Знакомься, Алан, это Пётр. Он единственный в деревне знает английский. Будет тебе переводчиком, проводником, помощником. Пётр, это Алан, ваш новый проповедник.
- Пётр?! – Алан никак не ожидал встретить туземца с христианским именем, поэтому интонация получилась скорее вопросительной. – Очень приятно, – ему таки удалось справиться с собой и не задать невежливый при первом знакомстве вопрос.
Алан протянул руку для рукопожатия. Туземец сначала посмотрел на нее внимательно, как будто вспоминая, что нужно сделать, потом нерешительно пожал.
- Не удивляйся, - пришел на помощь Джон, – у местных очень сложные для европейца имена. Имя Пётр дал нашему другу твой предшественник.
«И Я говорю тебе: ты - Пётр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» - пронеслось в голове Алана, но он отогнал нескромную мысль.
- Пойдем, определим тебя на постой, – продолжил Джон. - Пётр, покажи, пожалуйста, проповеднику его дом.
Пётр бросился к автомобилю и схватил чемодан Алана, аккуратно поднял его, достал из-под сидения вещмешок, но при этом не коснулся и даже не сдвинул с места ни одно из удилищ, лежавших сверху. С поклажей в руках Пётр двинулся от машины, обернулся и на ломаном английском сказал:
- Белый колдун ходить сюда, – и добавил, широко улыбаясь. - Пожалуйста.
- Не называй меня колдуном, Пётр, я проповедник. Или просто Алан.
- Да, про-по-веди… Да, белый Алан, - заулыбался туземец еще шире.
Алан сгреб в охапку свои снасти и пошел за Петром.
Через несколько минут они подошли к одной из хижин на краю деревни. Она ничем не отличалась от всех прочих, по крайней мере, внешне, разве что стояла чуть дальше от остальных. Все хижины в деревне имели форму полусферы высотой не более двух метров с небольшим входом, в который приходилось скорее вползать, чем входить. Фактически, местная архитектура недалеко ушла от простого шалаша.
Внутри, как и следовало ожидать, царила первобытная простота: земляной пол, тростниковые циновки вместо постели, никакой мебели. Было видно, что прежний владелец пытался хоть как-то приблизить обстановку к комфортной, что, впрочем, не меняло общего впечатления.
Джон объяснил, что эту хижину туземцы построили специально для предыдущего проповедника, и Алан теперь становился ее полноправным хозяином. "И то хорошо, - подумал он. – По крайней мере, не придется ночевать в каком-нибудь общинном доме в компании дюжины соседей." Алан не был неженкой, и спартанские условия его не пугали.
- А теперь пойдем, посмотрим церковь, - сказал Джон, как только Алан пристроил свои вещи.
- Ах, да. Ты говорил, здесь есть молельный дом, - припомнил Алан разговор в автомобиле.
- Это, поистине, шедевр местных строителей. Сейчас оценишь, - улыбнулся Джон.
- Пётр, проводи нас, пожалуйста, к церкви, - обратился он к переводчику.
- Сюда ходить, - отозвался Пётр. – Пожалуйста.
По дороге Алан гадал, что же такое могли выстроить деревенские жители, но угадать ему было не суждено. Сначала он увидел торчащую из-за крыш колокольню, а потом его взгляду открылась и вся церковь, стоявшая на большой площади, если площадью можно назвать относительно просторный участок ровной земли, очищенной от кустарника. На первый взгляд строение напоминало классическую европейскую церковь, похожую на те, что можно встретить где-нибудь в Англии или во Франции: прямоугольное здание с двускатной крышей и башенкой-колокольней, пристроенной сбоку. Но это только на первый взгляд. Когда Алан подошел ближе, он понял, почему Джон назвал это шедевром. Сразу вспомнились рассказы о карго-культах. Во-первых, церковь была лишь немногим выше прочих домов в деревне, то есть чуть более двух метров в высоту. Встать внутри в полный рост проповедник мог только под коньком, благо, никакого потолка не было предусмотрено. У боковой стены распрямиться мешала крыша. Да и нормально разместиться внутри могли человек десять, не больше. Во-вторых, внутри было очень сумрачно, ибо единственное окно – под коньком над входом – было просто нарисовано на стене снаружи. Рисунок грубо имитировал витраж, но света, разумеется, не пропускал. Но больше всего Алана восхитила колокольня. Строители просто вкопали в землю бревно и оплели его ветками, чтобы придать «башне» прямоугольную форму. Сверху на бревно была надета подходящая корзина, весьма успешно имитировавшая коническую крышу. Стены, по местной технологии, были обмазаны глиной и выровнены. Вместо черепицы – листья какой-то пальмы. Вероятно, аборигены видели церковь на картине или фотографии, но совершенно не представляли, как она выглядит в реальности и для чего служит.
Закончив осмотр, Алан вышел на «площадь» перед «церковью». Для этого пришлось согнуться почти вдвое: дверь, вернее, входной проем, не закрывающийся ничем, также был невысок, подстать всему зданию.
- Вести здесь воскресную службу будет не просто, - заметил он, ни к кому не обращаясь.
- Проповедовать можно и в пустыне, - заметил Джон. – Прости, Алан, но мне не хотелось бы слишком задерживаться.
- Да, конечно, - ответил тот. – Я провожу тебя до машины.
- Между прочим, Пётр, - обратился Джон к переводчику, - скажи, в озере много крокодилов?
- Нет, - Пётр энергично замахал руками в знак протеста, - озеро нет крокодил. Река крокодил. Болото крокодил. Озеро нет крокодил.
- Вы в озере рыбу ловите? – продолжил Джон.
- Да, - согласился Пётр, - озеро рыба да.
- Ну вот, видишь, Алан. И с рыбалкой может получиться. Только ты, пожалуйста, посоветуйся с Петром, если пойдешь на озеро, - и они втроем двинулись через деревню к машине.
Через десять минут автомобиль скрылся за поворотом, и Алан остался наедине с туземцами.
Остаток вечера Алан провел за обустройством своего нового дома. Сначала он опасался, что ему будет сложно общаться со своим новым помощником. Пётр был молчалив. За все время с момента приезда гостей и до отъезда Джона он сказал всего несколько фраз. К тому же его английский оставлял желать лучшего. Однако вскоре выяснилось, что переводчик прекрасно понимает Алана, и все его просьбы выполняет быстро и аккуратно. Это слегка успокоило проповедника. Закончив с распаковкой, он попрощался с Петром, коротко помолился и устроился на циновках. Долгая дорога утомила его, и он очень быстро уснул.
Когда Алан проснулся, было совсем темно. Сперва, еще в полусне, он удивился, что это подняло его среди ночи. Он полагал, что после трудного дня проспит минимум до рассвета. А потом, окончательно проснувшись, он осознал, что снаружи хижины доносится какой-то рокот. Алан осторожно выглянул из входного отверстия. Вокруг хижины бродили несколько аборигенов. У каждого на плече висел большой барабан. Напротив входа сидели еще трое, свои барабаны они поставили на землю перед собой. Все «музыканты» беспорядочно били по своим инструментам небольшими колотушками. Они, видимо, не придерживались какой-то определенной мелодии и играли каждый на свой лад, от чего звуки барабанов сливались в равномерный гул.
Алан не знал, что ему делать. С одной стороны, заснуть под такой грохот было невозможно. С другой, проповедник не хотел в первый же день ссориться со своими потенциальными прихожанами. Вполне возможно, они исполняли какой-то важный для них ритуал, и, если он хотел добиться их доверия, ему следовало действовать деликатно. Поэтому он решил подождать утра и все выяснить у своего помощника. "В конце концов, не будут же они барабанить всю ночь!" – думал Алан. Проповедник ошибся: барабаны замолчали только с первыми лучами солнца. Измотанный, совершенно не выспавшийся, Алан выполз из хижины и прислонился спиной к ее покатому боку. Впервые за многие часы ему было хорошо, он прикрыл глаза.
Когда он очнулся, солнце было уже близко к зениту, и его яркий свет пробивался даже сквозь закрытые веки. Открыв глаза, Алан обнаружил, что все еще сидит, привалившись к стене своей хижины. Напротив него абсолютно неподвижно с отсутствующим выражением лица сидел Пётр.
- Доброе утро, Пётр, - сказал проповедник.
- Утро добро, - откликнулся Пётр.
- Послушай, Пётр, а что это было здесь сегодня ночью? – немного помедлив, спросил Алан.
- Ночь что? - вопросительная интонация у Петра не получилась, но по выражению лица все было понятно.
- У вас был какой-то праздник? – предположил Алан.
- Нет, праздник нет, - ответил Пётр.
- А что здесь делали все эти люди с барабанами?
- Барабан бить, - спокойно ответил переводчик.
- Это я слышал, - стараясь оставаться спокойным, продолжал Алан, - но зачем они били в барабаны?
- Чтобы громко, - также спокойно пояснил Пётр.
- Послушай, я хочу знать, зачем было громко бить в барабаны ночью около моего дома? Ты меня понимаешь, Пётр? – четко проговаривая каждое слово, произнес проповедник.
- Белый Алан приехать. Хорошо. Мы бить барабан, - пояснил туземец.
- Так вы таким образом выражали радость по поводу моего приезда?! – воскликнул Алан. – Пётр, это замечательно, что мой приезд вас так обрадовал, но понимаешь, сегодня ночью я не мог уснуть, и все из-за этих барабанов. Передай, пожалуйста, это своим соплеменникам.
- Я говорить, белый Алан плохо спать. Мы делать, белый Алан спать хорошо. Да, - заверил Пётр проповедника.
Алан облегченно вздохнул. Кажется, его, наконец, поняли правильно. Можно было переходить к дневным делам.
Собственно, дел было немного. Алан решил, что за первые несколько дней в деревне ему надо понять, как устроена местная община, чем живут эти люди, что их волнует. Ему предстояло проповедовать слово Божие среди язычников, и очень важно было найти к ним подход. При этом ни одной службы Алан пропускать был не намерен. Он специально поставил себе жесткие ограничения, чтобы не позволять лени взять верх. Поэтому до воскресенья ему предстояло подготовить первую проповедь. Начать Алан решил с прогулки по деревне. Пётр всюду сопровождал его и был готов услужить, если проповеднику требовалась помощь, но если Алан не обращался к нему, просто шел следом или стоял неподалеку.
Деревня была небольшая. Никакого плана или порядка при застройке аборигены не придерживались, поэтому никаких улиц не было, дома располагались, где придется. До самого центра деревни шла дорога, по которой Алан сюда приехал. С другой стороны деревня доходила почти до самого берега озера. На берегу тут и там лежали лодки-долбленки. Единственным в деревне некруглым строением, за исключением «церкви», был большой навес, крытый листьями. Под навесом на высоте примерно метра от земли был сооружен помост, по бокам висели циновки, образуя «стены». Пётр объяснил, что это было нечто вроде дома собраний. Под навесом уединялись старейшины деревни, когда решали важные вопросы.
Жители питались в основном рыбой, добываемой в озере. Кое-что собирали в окрестных лесах, были даже небольшие огороды, но рыбалка все же была основным промыслом. Туземцы, которых Алан встречал, бродя по деревне, провожали его неизменной улыбкой, но особого ажиотажа не было. Никто не ходил за ним по пятам и не пялился как на диковинку. Поприветствовав гостя, люди возвращались к своим повседневным делам. В целом, у проповедника сложилось весьма приятное впечатление. Очень быстро наступил вечер, и Алан вернулся к своей хижине, чтобы пораньше лечь спать и наверстать упущенное предыдущей ночью.
Проснулся проповедник сразу после заката. Из-за стен хижины доносился знакомый рокот, но сегодня к нему добавились какие-то протяжные вопли. Выглянув наружу, Алан увидел помимо вчерашних барабанщиков еще и женщину, сидевшую напротив входа и старательно вывшую. Он не знал, плакать ему, или смеяться.
Утром Алан попытался еще раз поговорить с Петром:
- Пётр, скажи, пожалуйста, ты поговорил вчера по поводу ночных концертов у моей хижины?
- Да. Я говорить. Да.
- Так почему сегодня ночью у моей хижины не только снова собрались люди с барабанами, но еще и женщина выла?
- Белый алан говорить плохо спать. Женщина петь колыбельная. Белый Алан спать хорошо.
- Ах, так это была колыбельная! Очень мило. Послушай, Пётр, передай, пожалуйста, вашим музыкантам, что мне не надо ни барабанов, ни колыбельных. Мне надо, чтобы ночью было тихо, просто тихо, и больше ничего! Ты понял меня, Пётр?
- Я понимать. Я говорить. Барабаны тихо.
- Надеюсь, - почти простонал Алан.
Надеялся он, прежде всего, на то, что это «барабаны тихо» означает, что они перестанут в них бить, а не изменят расстановку барабанщиков, например.
День прошел быстро. Алан пытался заняться подготовкой проповеди, но мысли постоянно крутились вокруг ночных «концертов». Так ничего толком и не сделав, он отправился в постель. Но сон не приходил. Алан постоянно ждал, что стоит только солнцу скрыться за горизонтом, все повторится. В голову лезли всякие нехорошие мысли. Погруженный в размышления, он не сразу заметил новый звук, проникавший в хижину снаружи. Прислушавшись, Алан понял, что это все те же барабаны, но теперь музыканты, видимо, находились далеко, и «музыка» была едва слышна. Она сливалась с прочими звуками природы, каких много в джунглях ночью. В таком виде ее даже можно было принять за звуки сильной, но далекой грозы или шум прибоя. Самое главное, теперь барабаны совершенно не мешали уснуть. Алан еще немного послушал, чтобы убедиться, что барабанщики не решат подойти ближе, а потом расслабился и провалился в сон.
На этот раз проповедник выспался великолепно. Новый день не принес никаких сюрпризов, и Алан, наконец, смог спокойно заняться подготовкой воскресной службы. Еще до поездки, когда он только узнал, что ему придется проповедовать среди африканских язычников, он начал задумываться, как ему следует говорить с ними о Боге. Он рассудил, что этим, примитивным, в общем-то, людям проще будет понять сказку, и потому сочинил нечто вроде легенды o добром, всем помогающем Христе, незаметно вплетя в нее наиболее простые моральные истины. Детали он решил доработать на месте, но понял, побродив по деревне, что дорабатывать особенно нечего. Для порядка он подумал немного над вариантами своей речи, а все остальное время повторял текст про себя, примеряя разные интонации и пытаясь предугадать реакцию слушателей.
На следующее утро Алан отправился к деревенской «церкви». Еще накануне он попросил Петра оповестить всех жителей. Проповедник рассчитывал, что народу будет много, ведь любопытство местным жителям было не чуждо, а развлечений мало, но все же то и дело его посещал безотчетный страх: а вдруг никто не придет. Проще говоря, Алан волновался. С этими мыслями он и подошел к месту собрания, и чуть было не присвистнул, хотя обычно и не позволял себе таких вольностей, по крайней мере, если дело касалось религиозных вопросов. Площадь была забита народом. Люди сидели перед церковью, по бокам от нее, и даже сзади. Те, кому не хватило места на самой площади, стояли в проходах между ближайшими домами. Алан подошел к толпе, и люди стали расступаться, пропуская проповедника. Молодой священник был польщен таким вниманием и одновременно смущен, но он постарался отбросить все эмоции. Теперь ему просто необходимо было провести первую свою воскресную службу в этой деревне безукоризненно, чтобы не разочаровать этих людей и не потерять их доверия.
Алан подошел к церкви и, согнувшись, вошел. Внутри на циновках сидели человек десять. Все они были преклонного возраста и все поголовно мужчины. Расположились они гораздо более свободно, чем люди на площади. Скорее всего, это были старейшины и уважаемые люди деревни, и никто не пытался их потеснить, заняв место внутри постройки. Следом за Аланом вошел Пётр, ждавший его на площади около входа. Вдвоем они прошли к противоположной стене, туда, где у «настоящей» церкви должен располагаться алтарь, и проповедник повернулся лицом к своим прихожанам. Алан окинул взглядом собравшихся, глубоко вздохнул, и заговорил.
Закончив первую фразу, он сделал небольшую паузу, и Пётр принялся переводить. В это же время двое аборигенов, сидевших снаружи ближе всего ко входу, принялись повторять его слова. Их громкий голос разнесся над площадью. Так даже самые дальние ряды могли слышать проповедь. Впрочем, Алану показалось, что слова Петра передают не вполне точно, но так как он не знал местного языка, он не мог оценить, искажается ли смысл.
Алан говорил вдохновенно, речь лилась ровно, то замедляясь, чтобы подчеркнуть важный момент, то снова ускоряясь. Площадь замерла. Ни звука не было слышно кроме голоса самого Алана и его переводчика и помощников. Казалось, никто даже не шевелится. Толпа обернулась ко входу в церковь и слушает проповедника, не отрывая взгляда от темного квадрата дверей. Воодушевленный абсолютным вниманием, Алан еще больше раскрепостился. Его речь стала более эмоциональной, он больше стал использовать тембр и интонацию, жесты стали размашистей. К концу проповеди он буквально танцевал перед аборигенами, а их внимание не ослабевало, они так и сидели неподвижно.
В завершение службы Алан предложил своим новым прихожанам спеть хором. Он заранее выбрал наиболее мелодичный, по его мнению, псалом. Теперь он запел его, а аборигены принялись подпевать, не понимая слов, как могли. Сказать, что Алан был доволен, значило бы ничего не сказать. Первая служба просто не могла пройти лучше. На большее проповедник не смел надеяться даже в самых смелых мечтах.
Допев псалом, Алан выдохнул и расслабился. Дело было сделано. В этот момент в руках добровольных помощников, которые во время проповеди повторяли перевод для собравшихся на площади, непонятно откуда появилось по петуху. Наверное, птиц передали им соседи. Прежде чем Алан успел что-то понять, эти двое достали откуда-то мачете, ловким движением отсекли петухам головы и принялись мазать их кровью косяки и притолоку входа церкви. Проповедник онемел от неожиданности. Тем временем аборигены, удовлетворенные, видимо, состоянием косяков, принялись кропить петушиной кровью землю перед входом в церковь.
«И пусть возьмут от крови [его] и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его» - пронеслось в услужливой памяти проповедника. Но эту мысль Алан отмел сразу: вряд ли местные настолько хорошо знали Библию, а подсмотреть этот ритуал Пасхи Господней им было негде. Скорее всего, это был какой-то местный обычай, что-то дремуче-языческое. Это надо было как-то прекратить.
- Что они делают!? – воскликнул проповедник, обращаясь к Петру.
- Кровь дверь земля, - спокойно пояснил переводчик.
- Пётр, христиане не приносят кровавых жертв. Никогда. Не надо этого делать, по крайней мере, рядом с церковью и во время службы. Объясни им это, пожалуйста, Пётр.
- Я говорить, - откликнулся тот, и стал что-то медленно и размеренно объяснять людям у входа. Когда он замолчал, те все еще продолжали поливать землю кровью.
Алан подождал несколько секунд, а потом снова обратился к Петру:
- Почему они не прекращают?
- Они прекратить. Скоро, - ответил переводчик спокойно.
Спустя еще несколько мгновений, люди с петухами стряхнули последние капли с шей птиц, окинули взглядами землю вокруг и удалились, унося в руках тушки. Народ с площади тоже начал расходиться. Алан стоял в полной растерянности.
Домой проповедник шел со смешанными чувствами. Он никак не мог решить для себя, была ли его первая воскресная служба успехом или полным провалом. С одной стороны, здравый смысл подсказывал, что туземцы, скорее всего, затеяли этот ритуал с кроплением кровью по недоразумению. Вероятно, это какая-то местная традиция, и они не хотели ничего плохого. С другой, Алан не мог отделаться от впечатления, что одним этим действием они превратили христианское богослужение в часть какого-то языческого мистического обряда. И все то, что раньше проповедник принимал за интерес к христианству, было на самом деле чем-то иным, имело какую-то другую, дремуче-таинственную причину.
Алан долго не решался войти в свою хижину. Вместо этого он бродил по деревне: ходьба немного успокаивала. Он никак не мог решить, что ему делать дальше. Казалось, любой выбор грозит провалом его миссии. Оставить все как есть – и хитроумные аборигены превратят его с его Христом в шамана-колдуна, а службы в языческие оргии? Бороться – и обидеть наивных доброжелательных туземцев, отвратив этим от христианства? Больше всего пугала неопределенность. Богом данный разум оказался бессилен, сознание металось от одного варианта к другому и не могло остановиться ни на одном. Алан нашел место поспокойнее и остановился помолиться. Чуда не произошло, и решение не возникло в голове мгновенно, но молитва позволила проповеднику прийти в себя. Он осознал очевидное: чем больше он думает об этом и беспокоится, тем ему хуже, и тем дальше он от правильного ответа. Алан взял себя в руки и пошел домой. Когда он вползал во вход, одна из его удочек, стоявших у стены, покачнулась и упала ему прямо на голову. "Может, это знак?" - подумал проповедник. В заботах последних дней он и думать забыл о рыбалке. И теперь упавшая удочка напомнила ему о ней, и очень вовремя. Ему и в самом деле стоило отвлечься. «Мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть» - вспомнились проповеднику слова из Библии. Алан твердо решил отправиться на рыбалку на следующее же утро и пошел искать Петра, чтобы расспросить об озере. Пока проповедник шел по деревне, он отметил, что местные ведут себя при его приближении точно так же, как и в предыдущие дни: вежливо приветствуют, но никакого особого возбуждения не наблюдается. "По крайней мере, они не показывают на меня пальцами и не хихикают за спиной, - подумал Алан, - уже хорошо".
Утром Алан встал очень рано. Пётр ждал его, и они вместе отправились к озеру. Солнце еще не встало, было на удивление нежарко. Деревня потихоньку просыпалась. Пётр вел проповедника через деревню параллельно берегу. Накануне проводник пытался объяснить, куда они пойдут с Аланом рыбачить, но тот так и не смог понять специфический язык переводчика. Единственное, что он узнал: ему покажут какое-то место на берегу озера, где можно закинуть удочки.
Через некоторое время Алан стал замечать, что происходит что-то непривычное. По деревне как будто бежала волна какого-то возбуждения, обгоняя пару рыбаков на несколько десятков секунд. Когда проповедник смотрел вперед, он видел, что вдалеке вокруг хижин никого нет. Но чем ближе они подходили, тем больше народа выползало из узких входов жилищ. Алан оглянулся – сзади собралась небольшая группа аборигенов. Люди следовали за проповедником на почтительном расстоянии, но их становилось все больше и больше с каждой минутой. Проповедник не мог понять, что происходит.
Когда рыбаки прошли последний ряд домов, за их спинами уже образовалась внушительная толпа, и люди не собирались расходиться. Всю дорогу до выбранного Петром места аборигены шли следом, а когда Алан с проводником остановились, чтобы закинуть снасти, расположились метрах в двадцати от берега напротив них. Проповеднику было немного не по себе: он не рассчитывал рыбачить при таком стечении зрителей. Но делать было нечего, не прогонять же их, в самом деле. Решив не обращать на «эскорт» внимания, Алан расчехлил спиннинг.
Первые полчаса прошли довольно скучно. Клева не было. Зрители сидели спокойно, лишь изредка перешептываясь. Ситуация была непривычной, но Алан держался и не показывал вида. Вдруг, при очередной проводке леска резко дернулась и натянулась. Алан стал осторожно вываживать, стараясь не потерять свою первую добычу на этом озере. Рыба, судя по всему, была довольно крупной. Она сильно сгибала снасть и не желала быстро сдаваться. Алан понемногу выбирал леску, постепенно вытягивая противника ближе к берегу. В азарте проповедник даже забыл о странной аудитории у себя за спиной. Внезапно он почувствовал резкий рывок, удилище чуть не вылетело из рук, а затем леска пошла странно легко. По натяжению было понятно, что крючок не пуст, но рывки прекратились. Катушка теперь крутилась быстро, и скоро показался конец снасти. Сначала Алан не понял, что вытащил его спиннинг из глубины. Он взял добычу в руки, и волосы на его голове встали дыбом. На крючке болталась рыбья голова и часть спины. Все остальное: хвост и почти все брюхо, - отсутствовало. Из огромной раны свисали лоскуты порванной плоти.
Проповедник повернулся к Петру, стоявшему у него за спиной. Он хотел высказаться. Он хотел спросить этого, с позволения сказать, проводника, какого, вернее почему, тот не предупредил его, почему утверждал, что крокодилов в озере нет. Он хотел еще много ему сказать, но вместо этого просто снял останки с крючка, протянул Петру и произнес:
- Кто-то откусил добрую половину рыбы, - все прочие слова почему-то вылетели у него из головы.
Пётр медленно и аккуратно взял половину рыбы из рук проповедника, повернулся к нему спиной, сделал несколько шагов от озера в сторону сидевших неподалеку аборигенов и прокричал какую-то короткую фразу на местном наречии. Ряды зрителей всколыхнулись, тихие до этого туземцы начали перешептываться, гул голосов постоянно нарастал. Из толпы выбежал кто-то из старейшин и взял рыбу из рук Петра. После этого все дикари резко поднялись и со старейшиной во главе заспешили в сторону деревни. Алан остался один.
Проповедник медленно брел в сторону деревни. Рыбачить как-то расхотелось. И дело было не только в крокодиле. В конце концов, это мог быть какой-нибудь другой крупный хищник, не опасный для человека не берегу. Гораздо больше беспокоила реакция аборигенов. То, что они всей деревней пошли смотреть на рыбачащего Алана, удивляло не сильно. Вполне возможно, что эти люди просто никогда не видели спиннинга. Правда, лежавший в машине, спиннинг их вовсе не заинтересовал, но этому можно было найти правдоподобное объяснение. Гораздо больше проповедника удивила реакция аборигенов на его улов. Что такого было в откушенной рыбьей голове? Что такого сказал им Пётр? Зачем рыбьи останки понадобились старейшине? Казалось даже, что все утро они ждали именно этого момента, когда Алан вытащит из воды эту пресловутую голову. Проповедник терялся в догадках, ни одна из версий не казалась ему правдоподобной, и это угнетало.
Вскоре Алан дошел до деревни. Еще у первых хижин ему показалось, что-то поменялось в поведении аборигенов. Пока он шел к своему дому, это впечатление только усиливалось. В воздухе витало какое-то напряжение, хотя спроси кто-нибудь проповедника, в чем это выражалось, он не смог бы ответить. Потом Алан заметил, что часть туземцев толпится вокруг навеса. Подойдя к нему, проповедник понял, что внутри кто-то есть. Видимо, старейшины уединились в этом «доме собраний» и что-то обсуждали. Простым жителям было любопытно, что происходит внутри, но обычаи племени не позволяли вмешиваться в ход собрания. Впрочем, Алан чувствовал, что слово «любопытство» здесь не очень подходит, скорее это был искренний интерес к серьезному и важному для каждого делу. Поняв, что ничего больше здесь не узнает, проповедник отправился домой. К тому же, Пётр куда-то подевался, так что Алану оставалось только гадать, что происходит.
Дома проповедник попытался собрать воедино все факты и разобраться в ситуации. Самым простым было предположить, что в озере внезапно появился опасный хищник, и аборигены теперь решают, что с этим делать. Однако, воспроизведя в памяти утреннее происшествие, Алан нашел множество деталей, которые противоречили этой версии. Каждая из них была не особенно существенна, но вместе они приводили проповедника к мнению, что дело было в чем-то другом.
Во-первых, аборигены явно чего-то ждали в то утро. Было похоже, что это происшествие не стало для них неожиданностью. Возможно, они ждали чего-то другого, но явно чего-то особенного. Во-вторых, появление обкусанной рыбы их совершенно не напугало, наоборот, было такое ощущение, что оно их почти обрадовало. Если выразится точнее, казалось, что их мучает какой-то вопрос, и рыбья голова позволила им получить ответ. В их голосах был скорее не страх, а облегчение. По крайней мере, именно так показалось проповеднику. В-третьих, все указывало на то, что аборигенов всколыхнуло не появление рыбьей головы, а слова Петра, которые он произнес с рыбой в руках. Со своего места аборигены могли видеть обрубок еще до того, как Алан передал его переводчику. Да и Пётр сначала показал рыбу соплеменникам, и только потом заговорил. Но гомон по рядам зрителей пошел только после его слов, до этого они смотрели на рыбью голову молча. Эти и некоторые менее значительные детали убедили Алана, что с утренним происшествием не все так просто. К сожалению, все эти выводы не могли объяснить проповеднику, что происходит. Он надеялся расспросить Петра, но тот так и не появился до вечера, и где его искать, Алан не знал. В который уже раз проповеднику пришлось отложить решение до утра и лечь спать.
Уже засыпая, Алан почувствовал в воздухе едва уловимый сладковатый запах, очень приятный, но абсолютно ему незнакомый. Не придав этому значения, Алан уснул. Ему снилось, что он лежит в лодке лицом вверх. Лодка слегка покачивалась на волнах, медленные, почти нежные движения казались очень приятными. Вверху развернулось ночное небо с невероятно яркими звездами. Алан не видел ни воды, ни даже бортов лодки, только черное ночное африканское небо. Небо было огромно, казалось, вокруг нет ничего, кроме этого неба, и Алан покачивается, зависнув среди звезд. Звезды двигались. Лодка Алана плыла куда-то вперед, туда, где у него были ноги, где-то там, далеко впереди. Движение было плавным, непрерывным, казалось, оно будет продолжаться вечно. И Алан был готов вечно плыть среди звезд в своей небесной лодке, лежа на спине в космическом безмолвии. Но небо впереди начало рваться. Перед носом лодки появилась трещина и небесная ткань начала заворачиваться по краям, обнажая треугольник беззвездной темноты. Алан приподнялся на локте и почувствовал под ладонью колючую тростниковую циновку. А к его ногам тем временем приближалось нечто темное и большое. Всмотревшись, Алан начал различать детали. Где-то внизу, на метр ниже него, плескалась вода. На ней плясали желтовато-оранжевые отсветы. В их неверном свете он разглядел громаду, уже успевшую приблизиться почти вплотную. Алан различил вздымающуюся из воды, огромную, выше человеческого роста треугольную морду. Большую часть этой морды занимала разверстая пасть с острыми белыми зубами. Пасть зачерпывала воду, стремясь поглотить проповедника, а он продолжал медленно и неотвратимо двигаться в ее сторону. «И повелел Господь большому киту поглотить Иону; и был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи» - пронеслось в мозгу проповедника. И в этот момент что-то резко толкнуло его под плечи, тело начало поворачиваться, принимая вертикальное положение, и Алан, подчиняясь внезапному толчку, рыбкой полетел в глотку чудовища.
Проповедник лежал в луже. Он весь промок и был вымазан в какой-то грязи. Алан встал и осмотрелся. Лужа оказалась канавой, явно рукотворной, так как она была правильной прямоугольной формы. Канава имела около полуметра в глубину и была примерно на две трети заполнена водой. Впереди, всего в паре метров, канава заканчивалась. Оглянувшись, Алан увидел странную вертикальную конструкцию из веток, расположенную посередине канавы, с большим отверстием по центру, доходившим до поверхности воды. Алан сделал несколько шагов и посмотрел на конструкцию с обратной стороны. Постройка изображала голову огромной рыбы с распахнутой пастью. Вокруг канавы стояли аборигены с факелами в руках и пристально смотрели на проповедника. Неподалеку валялись носилки, сделанные из двух жердей и тростниковых циновок.
Алан побежал. Он бежал, не разбирая дороги и не оглядываясь. Только перед входом своей хижины он притормозил и практически впрыгнул внутрь. Как ему удалось найти свою хижину в темноте, он не знал. Но в эти минуты он даже не задумывался об этом. Он забился под стену напротив входа, и скрючился там, подтянув колени к подбородку. Так он просидел до утра.
Медленно-медленно рассудок возвращался к проповеднику. Когда первые лучи солнца осветили землю перед входом его хижины, он уже мог перебирать события ночи, не поддаваясь безотчетному страху. Он предположил, что аборигены окурили его каким-то дурманящим снадобьем, потом переложили на носилки и понесли к канаве, а когда Алан начал просыпаться, бросили в пасть бутафорского чудовища. Видимо, из-за зелья проповедник потерял способность воспринимать увиденное критически, поэтому сначала принял деревянное чудовище за настоящее, а потом просто впал в панику. Единственное, чего Алан не мог понять, так это зачем аборигенам понадобился весь этот театр.
Из размышлений проповедника вывел Пётр. Он не стал, как обычно, ждать Алана снаружи, а вошел в хижину сам. Все лицо проводника было покрыто сложным узором, нанесенным белой краской, голову покрывал головной убор из разноцветных ленточек. Алан никогда раньше не заставал Петра в таком виде. Проводник заговорил первым:
- Белый Алан стать ночь воин. Вечер белый Алан идти пещера духов.
- Что? – не понял проповедник своего переводчика. – О чем ты говоришь?
- Белый Алан стать ночь воин. Белый Алан стать сильный. Белый Алан идти пещера духов хорошо.
- Что-что? Куда я должен пойти?
- Белый Алан идти пещера духов. Пещера духов жить духи. Белый Алан сильный, белый Алан выходить пещера духов большой воин хорошо.
- Постой-постой. Скажи мне для начала, что вы сделали со мной сегодня ночью? Что это было за представление? Вы хотели меня напугать?
- Белый Алан есть большой рыба. Белый Алан стать воин. Белый Алан страх нет. Белый Алан хорошо сильный воин. Белый Алан ходить пещера духов хорошо.
- Да что ты заладил: пещера духов, пещера духов! Могу я не захотеть ходить в эту пещеру духов? В конце концов, никто не в праве меня заставлять!
- Я ждать. Когда белый Алан хотеть ходить пещера духов, я провожать, - с этими словами Пётр вышел из хижины.
"Ну уж нет, - подумал про себя проповедник, - я не стану играть в эти игры. Они хотят заставить меня участвовать в их шабаше! Не выйдет!" Алан на всякий случай принюхался. "Я христианин, и им не удастся обратить меня в их языческую веру ни силой, ни хитростью," - с этой мыслью проповедник выглянул из входа. Неподалеку сидел Пётр в своем странном облачении и терпеливо ждал. Алан забрался обратно в хижину и задумался. С одной стороны, местные жители не были замечены в какой-либо агрессии по отношению к белым. С другой, Алан понял, что просто так они от него не отстанут. Надо было выработать какую-то стратегию.
Сколько может просидеть Пётр у его хижины, Алан не знал - терпения аборигенам было не занимать, так что выскользнуть незамеченным, видимо, не получится. Да проповедник и не собирался бежать. Миссия его сильно осложнилась, но он не хотел сдаваться. Он твердо был намерен доказать туземцам истинность своей веры, пусть даже это будет невероятно трудно и опасно. Но как? Это был главный вопрос.
И тут проповеднику в голову пришла одна рискованная, но интересная идея. Насколько Алан успел понять, пещера духов была неким испытанием для сильного и смелого человека, «большого воина», как назвал это Пётр. Разумеется, никаких духов не существует. Если какая-то опасность там и была, то вполне естественная, вроде обвалов или шанса заблудиться в темноте. Но туземцы населили ее мистическими сущностями и верят, что всякий человек столкнется с ними там, и только смелый и сильный сможет их победить. "А что если согласиться?" – думал Алан. Он сходит в пещеру, вернется и расскажет аборигенам, что никаких духов там нет. Ведь наверняка человек, прошедший пещеру, должен пользоваться авторитетом среди местных. Да и слова очевидца, побывавшего в пещере лично, сложно будет подвергнуть сомнению. А поколебав веру в пещеру духов, он заронит сомнения во всем их языческом мировоззрении. Алан поднялся и направился к выходу из хижины, чтобы позвать Петра.
Проводник вел Алана через джунгли уже около часа. Пещера, по-видимому, была расположена где-то в прибрежных скалах, тех, что можно было видеть из деревни. Шли молча. Алан следовал за проводником след в след. Он думал, его станут облачать в церемониальные одежды, обвешивать амулетами, может, даже рисовать на коже узоры вроде тех, что были на лице Петра, но ничего такого не случилось. Когда Алан вылез из своей хижины и сообщил проводнику, что готов идти в пещеру духов, Пётр просто встал и велел Алану следовать за ним. Около часа они неторопливо брели сквозь лес, пока не вышли на большую поляну около скальной стенки. В скале чернело небольшое отверстие. Вопреки ожиданиям Алана вход в пещеру духов был вовсе не огромной аркой, а всего лишь маленькой дыркой в скале, чуть больше входа в местную хижину. То, что это и есть та самая пещера, Алан понял по кучкам разнообразных предметов, разложенных у отверстия. Видимо, это были приношения духам за много лет: некоторые были безнадежно испорчены из-за долгого пребывания под открытым небом.
На поляне проводника и его подопечного ждали туземцы. Народу было заметно меньше, чем на воскресной службе, – Алан теперь вспоминал её почти с иронией – но всё же толпа была достаточно плотной, тем более что все аборигены старались держаться у линии деревьев, оставляя центр поляны свободным.
Проводник вывел Алана на середину круга, и из толпы вышел старейшина и протянул Алану два предмета. Первый представлял собой палку длинной с предплечье, на конце которой при помощи кожаного шнурка был закреплен камень овальной формы. Второй был палкой, конец который был расщеплен надвое, в расщепе были закреплены пучки каких-то волокон. Оба предмета были расписаны сложными узорами. Пётр объяснил, что палка с камнем была оружием, которым Алану предлагалось отбиваться от духов, а палка с ветошью должна была послужить ему факелом. По словам проводника оба предмета были страшно магическими, и без них соваться в пещеру духов было просто безумием. Алан на всякий случай понюхал волокна, но ничего подозрительного не заметил.
Алан пытался узнать, что ему следует делать в пещере, чтобы испытание считалось пройденным, но так ничего и не добился. Похоже, туземцы считали, что в пещеру достаточно войти, и дальше от вошедшего уже мало что зависит. Тогда он решил пройти от входа достаточно далеко, чтобы его не было видно снаружи, посидеть там с полчаса, чтобы аборигены не заподозрили его в жульничестве, и выйти. С этими мыслями Алан полез в дыру.
Вначале Алан передвигался на четвереньках: настолько низок был потолок. Через несколько метров проход пошел резко вниз, пришлось карабкаться по вертикальной трубе, но недолго. Спуск привел Алана в небольшую полость, в которой уже можно было сидеть, не упираясь головой в потолок. Но Алан решил не останавливаться так быстро, опасаясь, что отсветы пламени его факела могут быть видны снаружи. У самого пола он заметил щель, через которую можно было протиснуться дальше. Добравшись до следующего расширения, Алан решил, что уже достаточно углубился в пещеру. Здесь он и устроился. Немного беспокоил факел: пучки волокон вряд ли могли гореть долго, и Алан рисковал скоро остаться в темноте. Но он рассудил, что ушел от выхода не слишком далеко и сможет найти обратную дорогу на ощупь.
Другой проблемой было время. Всем известно, что оно тянется невероятно медленно, когда ждешь, а часов Алан, как назло, с собой не взял. Поэтому он боялся, что вернется слишком рано, и решил, что двинется в обратный путь, когда факел начнет гаснуть.
Сидеть было скучно. Рассматривать в пещере было особенно нечего, да и факел давал слишком мало света, и дальние стены были плохо видны. Уходить со своего места Алан не решался, так как боялся, что факел начнет гаснуть внезапно, и ему потом будет трудно найти проход, ведущий наружу. Со временем пламя начало меркнуть, и в этот момент Алан заметил в дальнем углу лицо. Сначала он решил, что это всего лишь игра теней на стене. Можно было рассмотреть вертикальную полосу, напоминавшую нос, две дуги по обе стороны от него походили на брови с глазами под ними в виде темных пятен. Алан некоторое время всматривался и уже хотел было отвернуться, но в этот момент лицо сдвинулось в сторону. Проповедник решил, что это произошло потому, что источник света изменил положение. Он подвигал факелом из стороны в сторону, но лицо осталось на месте. Тогда он воткнул факел в глинистый пол, чтобы тот наверняка не двигался, и стал следить за лицом. Некоторое время ничего не менялось. А потом произошло нечто неожиданное. Лицо начало поворачиваться вокруг вертикальной оси, как будто кто-то перелистывает страницу с рисунком, и исчезло. Алан взял в руки факел и еще раз посмотрел в ту сторону, где секунду назад видел изображение лица. Лица не было.
В этот момент последние языки пламени на пучках волокон начали угасать, и через несколько мгновений Алан сидел в полной темноте. Угольки еще тлели, но уже не могли ничего осветить. Пора было выбираться. Алан замер на минуту, чтобы успокоиться и сосредоточиться. Вокруг было абсолютно тихо. Такая тишина возможна только под землей, куда не проникают звуки с поверхности. И вдруг в этой тишине Алан услышал какой-то слабый звук, похожий на царапанье маленьких коготков. Он прислушался. Пещера постепенно наполнялась звуками. Сначала это были робкие тихие шелесты и поскрипывания. Как будто кто-то крался в темноте, лишь изредка оступаясь и позволяя неосторожному движению выдать себя. Потом звуки становились смелее и четче, они повторялись чаще и доносились с разных сторон, как будто неведомые существа обходили Алана по кругу. Вот уже отовсюду слышалось шлепанье, чавканье, топот и скрежет. Алан не мог ничего видеть, но ему казалось, что его окружает толпа.
И тут он вспомнил о зажигалке, которую кто-то из знакомых подарил ему перед отъездом в Африку. Просто так, на всякий случай, ведь Алан никогда не курил. Он пошарил по карманам. Металлическое колесико послушно высекло искры из кремня, и пещера осветилась неровным светом бензинового пламени. Алан увидел клювы, когти, лапы, хоботы и щупальца, он был в кольце уродов, не похожих ни на одно известное ему существо. Он отказывался верить своим глазам, он еще раз понюхал остатки факела, но не заметил никакого особенного запаха. Тогда он поднял небольшой камень и запустил им в ближайшее чудище. Камень пролетел насквозь, а уродец, в которого он попал, мерзко захихикал.
Алан сложил руки и начал читать молитву. Это было наваждение, дьявольское наваждение, испытание его веры. Он был убежден, что только вера и искренняя молитва способны ему помочь. Чудовища толпились вокруг, а Алан шептал слова обращения к богу. И тут что-то больно ударило его по затылку. Алан не удержался на ногах и рухнул на глину пола. Он попытался подняться и увидел, что многие чудовища держат камни. Прежде чем Алану удалось встать, еще несколько камней, брошенных из толпы, попали ему в грудь и живот. Боль словно придала ему сил. Алан разозлился. Он выпрямился и ткнул ближайшее чудище факелом, который все еще сжимал в руке. Наваждение завизжало и отпрянуло, его соседи побросали камни и попятились. Алан торжествовал. Он тыкал факелом вокруг себя, и кошмары бросали свое оружие и отбегали в сторону. К сожалению, они быстро возвращались, и все начиналось снова. Тогда Алан вспомнил о палице, которую ему дал старейшина. Она все еще была при нем. Он выдернул ее из-за пояса и стал гвоздить врагов каменным наконечником. Чудовища пытались увернуться, но Алан бил направо и налево, и многие удары достигали своей цели. Мороки издавали истошный вопль, и убегали в темноту. Остатки призрачного воинства отступали. С гневом и ликованием Алан гнал чудовищ, разя их каменным молотом. Он преследовал бегущих существ, не давая им опомниться. В конце концов, последние мороки бросились в разные стороны, и в этот момент Алан услышал гулкие шаги впереди. Что-то тяжелое приближалось к нему во мраке подземелья, тяжелое и большое, огромное. Оно шло неторопливо, и гулкие удары стоп об пол пещеры раздавались все ближе и ближе, пока тусклый свет пламени не выхватил из темноты высокое, в несколько человеческих ростов, тело на толстых, как у слона, ногах. Алан попятился и уперся спиной в стену, а чудовище подошло к нему почти вплотную и остановилось. Оно наклонило голову, будто рассматривая человечка внизу. Потом распахнулась зубастая пасть и стала опускаться, стремясь поглотить Алана, а тот продолжал стоять, опершись спиной о холодный камень. Из пасти показался раздвоенный как у змеи язык. И в этот момент Алан резко распрямился, тело устремилось вверх, он прыгнул прямо в зияющую глотку и ухватился за основание языка прямо за развилкой. Рука сомкнулась на холодной, мокрой на ощупь плоти. Алан сжал пальцы как можно сильнее, намереваясь держаться во что бы то ни стало.
Алан лежал на глиняном полу. Чудовищ не было ни видно, ни слышно. Алан попытался осмотреться, но зажигалка пропала, светить было больше нечем. Тогда он встал и пошел, не различая дороги, просто вперед. Он не знал зачем, просто ему хотелось двигаться хоть куда-нибудь. Шаги давались с трудом, тело болело и не хотело слушаться, но вместе с тем какая-то внутренняя сила влекла его вперед, не давала остановиться. Он шел как бездумный автомат, пока не различил впереди и вверху светлое пятно. И тогда он стал пробираться к этому пятну. Приходилось карабкаться и протискиваться, но Алан неуклонно приближался к цели. И наконец он понял, что пятно – это свет, проникающий в пещеру снаружи. Из последних сил он тянул себя к свету, который был уже совсем близко. Алан выбросил вперед руку, пытаясь ухватиться за край дыры, и увидел, что сжимает в ней рыбий хвост. Только теперь он осознал, что пальцы затекли, а костяшки покрылись ссадинами, пока он пробирался по камням опираясь на сжатый кулак. В этот момент к нему сверху протянулись две ладони. Одна аккуратно высвободила кусок рыбы из кулака, а вторая взяла за запястье, помогая выбраться.
Алан стоял на обрыве над озером. Недалеко шумел водопад. Солнце всходило на востоке. А прямо напротив Алана стоял улыбающийся Пётр. Ни слова не говоря, Алан подошел к ближайшему плоскому камню, лег на него и провалился в сон. Проснулся он только перед заходом, на том же камне, на котором заснул. Рядом сидел проводник, и стояла большая плетеная корзина.
- С добрым утром, проповедник, - улыбнулся Пётр, - хотя на самом деле вечер.
- Я долго проспал? – спросил Алан.
- Весь день с утра, - ответил проводник.
- Постой, а что с твоим языком, Пётр? – удивился европеец.
- Что с моим языком? – эхом отозвался проводник. Говорил он почти без акцента.
- Вот только не надо начинать снова, «барабаны бить», «чтобы громко»! Ты и так всю дорогу водил меня за нос, притворяясь малограмотным. Давай, признавайся, что еще ты забыл мне сообщить?
- А о чем ты еще хотел бы узнать, кроме моих навыков английского?
- Давай для начала с языком разберемся.
- Я учился в школе в городе. Такой ответ тебя удовлетворит?
- Допустим. А дальше?
- Что дальше?
- Мне бы очень хотелось узнать, зачем вы запихнули меня в эту пещеру, например. Мне кажется, легко догадаться, что я очень хочу получить кое-какие объяснения. Я там чуть не умер!
- Ну, ведь не умер же. Я бы не стал настаивать, если бы не был уверен, что тебе это по силам.
- Предыдущему проповеднику тоже было по силам?
- Судьба предыдущего проповедника – это наша вина и наша беда, - Пётр печально вздохнул. - К сожалению, духи добрались до него раньше, чем мы успели его защитить.
- О, опять духи! Ты снова будешь пичкать меня этими сказками? – наступал Алан.
- А разве в пещере ты их не видел?
Напор Алана слегка угас: он перебирал воспоминания прошедшего дня, вернее ночи, в пещере, и не мог решить для себя, происходило ли это на самом деле, или было плодом его взбудораженного воображения. Кошмарным сном. К сожалению, утверждать, что он совсем ничего не видел, значило солгать.
- Ты хочешь сказать, что это не было сном, бредом, что все это было на самом деле? – голос Алана немного дрожал.
- Что было там, в пещере, не мне судить: меня там не было, - с этими словами Пётр открыл корзину и поставил ее перед Аланом, - но вот эта рыба точно не бред.
В корзине лежали свертки из листьев. В свертках была рыба: большая и не очень, запеченная и зажаренная, отваренная и тушеная в овощах, на все вкусы и аппетиты. Пахло вкусно.
- А при чем здесь рыба? – удивился Алан.
- Ты ешь пока, а я тебе объясню, - ответил Пётр. – Тебе поесть надо.
- Так вот, - начал Пётр, - ты, наверное, понял, что мы едим в основном рыбу. Наш народ живет у этого озера уже очень давно, и озеро всегда давало нам достаточно пищи. Так было много лет. Но недавно рыба из озера исчезла. Наши колдуны не смогли догадаться, что с ней стало, и что надо делать, чтобы она вернулась. И тогда старейшины решили искать помощи у белых людей. К нам приехал ты. Сначала ты рассказал нам, что стало с рыбой, а потом вернул ее в озеро.
- Постой-постой, - перебил Алан, - что рассказал, как вернул?
- Ты закинул свою чудную снасть в озеро и вытащил половину рыбы, а потом сказал, что кто-то откусил добрую половину.
- И что? – не понял Алан.
- Как что! – удивился Пётр. - Если кто-то из духов откусил и утащил в свою пещеру добрую половину рыбы, значит, в озере осталась только злая половина. Поэтому рыба и не ловилась. Надо было отнять добрую половину у похитителя и вернуть в озеро.
- Но я совсем не это имел в виду, когда говорил про добрую половину, - запротестовал Алан. – Я вообще не знал, что у вас какие-то проблемы, об этом я и не думал.
- Не важно, что ты имел в виду, - ответил Пётр, - важно, что ты открыл нам, что случилось. А что ты при этом думал, это твое дело.
- Допустим, а как я вернул добрую половину? – спросил Алан.
- Пошел в пещеру духов и отнял добрую половину у похитителя, а потом, когда вылез, отдал ее мне.
- Так тот рыбий хвост, с которым я вылез…
- Да, это и была добрая половина рыбы. Наши старейшины вместе с колдунами вернули обе половины в озеро, пока ты спал. А потом рыбаки вышли на своих лодках и наловили столько, сколько не ловили уже очень давно. Наши женщины приготовили тебе корзину рыбы сегодняшнего улова.
- А почему нельзя было сказать сразу, что у вас проблемы с продовольствием?
- Потому, что белые люди очень любят рассуждать. Если бы мы начали тебе все рассказывать, ты бы стал много говорить, но ничего бы не сделал.
- Ну, уж всяким шаманством в пещерах я бы точно не стал заниматься, есть ведь другие методы, - заметил Алан.
- Вот видишь! - воскликнул Пётр. – Может, вы бы и привезли нам продуктов, чтобы мы не умерли с голоду, или еще чего, но добрую половину рыбы в озеро вы бы не вернули, а это плохо.
- А если бы я не стал делать то, что вам нужно, или сделал по незнанию какую-нибудь глупость и навредил себе? Что тогда?
- Не было у тебя никакого незнания, мы тебя подготовили.
- Когда?
- Мы провели тебя через чрево большой рыбы, и ты стал воином, а воин знает, что делать в таких случаях.
- Так это ночное представление с деревянной пастью было подготовкой?!
- Да.
- Но вы же ничего не объяснили, просто кинули меня в лужу и все!
- Мы тебе не рассказали ничего, чтобы ты не начал рассуждать. Я же говорю, когда белые начинают рассуждать, они перестают делать. А что надо делать, мы тебя научили.
При этих словах Алан вспомнил огромного духа, склонившегося над ним в пещере, и то, как он прыгнул прямо ему в пасть, чтобы схватить врага за язык. Тогда он, и правда, ни о чем не рассуждал, а теперь задумался, что же заставило его совершить этот безумный поступок.
- А церковь вы зачем кровью вымазали? – продолжал расспрашивать Алан.
- Ты должен был принести жертву добрым духам, чтобы они взяли тебя под свое покровительство. Сам бы ты этого делать не стал, а принести жертву за тебя можно было только во время специальной церемонии. То есть духам должно было быть понятно, что ты на этой церемонии главный, и все делается от твоего имени. А такая церемония была только одна – твоя воскресная проповедь.
- О господи! А барабаны?
- Нам надо было взять тебя под защиту с самого начала. Пока ты не получил покровительство добрых духов и не стал воином, ты был очень уязвим. Предыдущего проповедника мы недостаточно хорошо охраняли, и на него напал крокодил.
- Вы отпугивали крокодилов барабанами?!
- Нет, мы отпугивали злых духов. Под покровом ночи они могли пробраться в твой дом и заколдовать тебя. Тогда с тобой случилось бы что-нибудь нехорошее, может, и крокодил.
- А женщина с колыбельной? Тоже отпугивала?
- Извини, и у нас иногда случаются накладки, мы не идеальны.
Алан немного помолчал.
- Ну, хорошо, - Алан снова принялся расспрашивать Петра, - допустим, вы меня защитили, и ничего страшного со мной не могло случиться. Но откуда вам было знать, что я стану гоняться за вашим похитителем, а не сбегу, например? Я ведь понятия не имел, что надо половину рыбы отнимать!
- Ты зря на себя наговариваешь. Ты искренне хотел нам помочь, я это чувствовал, и ты сделал это наилучшим образом. Как же могло быть иначе! Теперь вся деревня славит тебя как героя. Тебе есть, чем гордиться! – заключил проводник.
- Вот гордиться то мне как раз и нечем, не говоря уже о том, что гордость среди пороков занимает первое место, – печально проговорил Алан.
- Это почему? – теперь удивился Пётр.
- Почему первое место? – мрачно спросил Алан.
- Нет, почему гордиться нечем? – пояснил Пётр.
- Ты слышал про Иова? Его преследовали всяческие беды, но что бы с ним ни происходило, он не отрекался от Господа. А я, стоило наваждениям поставить мне пару синяков, забыл о молитве и стал носиться с волшебными палочками: дубасил этих ваших духов магической булавой, уверовав, что только она может мне помочь, а не Бог.
- А разве булава тебе не помогла?
- Ты не понимаешь, Пётр. Дело не в том, помогла она, или нет. В любых наших делах, в любых наших бедах в конечном итоге может помочь только Бог. Если мы отрекаемся от Него, мы теряем саму нашу жизнь. Даже если что-то и приобретаем, теряем мы неизмеримо больше.
- Погоди, но ведь вы, христиане, если у вас что-то болит, обращаетесь к доктору и пьете таблетки, а не идете к священнику. Разве это не то же самое?
- Нет. Таблетки не требуют веры, они лечат независимо от этого, они часть объективной реальности. А в вашу дубинку надо было поверить, чтобы она подействовала. Надо было поверить, что Господь бессилен, а магия может помочь. Господь учит, что вера – это главное, ее нельзя терять.
- Я не знаю, чему учит ваш господь, Алан, но я неплохо разбираюсь в духах. И объективная реальность состоит в том, что духов можно победить, только если верить в них и в магию. И ты имел возможность в этом убедиться.
- Но что толку побеждать духов, если для этого нужно отказаться от спасения души?
- Знаешь, Алан, если бы ты не победил духов, ничью душу в нашей деревне ты бы не спас. Спасать было бы некого. Все умерли бы от голода.
- И все-таки душа – это главное.
- Нет, главное – рыба вернулась в озеро.
Опубликовано на ficbook.
Дальше идет 56853 знака текста. Если кто не понял, это 16 листов А4 мелким шрифтом. Вас предупредили!
читать дальше
РЫБА
Я сильно подозреваю,
что в четвертой части каббалы говорится,
где на Иордане лучше копать червяков,
чтобы ловить самого жирного карася.
Сергей Калугин, Несло
что в четвертой части каббалы говорится,
где на Иордане лучше копать червяков,
чтобы ловить самого жирного карася.
Сергей Калугин, Несло
Алан надвинул шляпу на глаза и откинулся на сидении, но отдохнуть не получалось. Старенький Виллис то и дело подскакивал на ухабах разбитой грунтовки, да и полуденное африканское солнце не давало пассажиру расслабиться.
- Джон, долго нам еще, как думаешь? - окликнул он мужчину на переднем сидении.
- Думаю, часам к четырем-пяти доберемся с Божьей помощью. Устал? – ответил тот.
- Есть немного.
Они с Джоном были знакомы еще по семинарии, и Алан обрадовался, когда узнал, что встретит его в миссии. Хотя бы одно знакомое лицо вдали от дома и, вероятно, последнее на многие недели, или даже месяцы. Деревня, в которую Алан Кинг был направлен проповедником, была слишком далеко от цивилизованных мест.
- Ты ночуешь в деревне, Джон?
- Нет, я уезжаю на побережье завтра вечером. Придется ехать обратно в ночь, чтобы днем уже быть в миссии, собирать вещи. Так что я быстро введу тебя в курс дела и сразу назад.
- Как, ты оставишь меня одного в обществе дикарей? – в притворном ужасе воскликнул Алан.
- Не беспокойся. Они все поголовно язычники, но безобидные. Никаких человеческих жертвоприношений и каннибализма, – улыбнулся Джон. – И к тому же очень хорошо отнеслись к христианам. Они даже построили некое подобие молельного дома, чтобы им скорее прислали нового проповедника.
- А что случилось с предыдущим?
- Крокодил съел.
- Вот прямо так? Съел?
- Не в буквальном смысле, но бедняге здорово досталось. Аборигены пытались лечить его какими-то местными травками, послали в город за доктором, но какое там! Здесь на машине почти день пути, а они пешком. Короче говоря, через два дня бедняга скончался. Упокой, Господи, его душу. Врачу осталось только доставить тело в миссию.
- Значит, к воде лучше не подходить? – вздохнул Алан.
Джон покосился на удочки и спиннинги, лежавшие рядом с чемоданом друга на заднем сидении.
- Хотел порыбачить на досуге? Не огорчайся, местные ловят рыбу на озере почти все время. Думаю, они покажут тебе безопасные места. Просто будь повнимательней.
К вечеру автомобиль, наконец, подъехал к деревне. Круглые тростниковые хижины, обмазанные глиной, беспорядочно теснились вокруг пятачка утоптанной земли, служившего центральной площадью. За деревней почти сразу начиналось большое озеро, зелень на противоположной его стороне едва была видна. Берег, пологий у деревни, постепенно переходил в высокий скалистый обрыв. Если присмотреться, на дальней стороне можно было рассмотреть струю небольшого водопада.
Как только они остановились, автомобиль облепили любопытные ребятишки. Вокруг собрались чуть более сдержанные, но не менее любопытные взрослые. Похоже, приезжих встречала вся деревня. Джон первым вышел из машины и обратился к одному из туземцев, стоявшему в первом ряду. Вместе они подошли к Алану.
- Знакомься, Алан, это Пётр. Он единственный в деревне знает английский. Будет тебе переводчиком, проводником, помощником. Пётр, это Алан, ваш новый проповедник.
- Пётр?! – Алан никак не ожидал встретить туземца с христианским именем, поэтому интонация получилась скорее вопросительной. – Очень приятно, – ему таки удалось справиться с собой и не задать невежливый при первом знакомстве вопрос.
Алан протянул руку для рукопожатия. Туземец сначала посмотрел на нее внимательно, как будто вспоминая, что нужно сделать, потом нерешительно пожал.
- Не удивляйся, - пришел на помощь Джон, – у местных очень сложные для европейца имена. Имя Пётр дал нашему другу твой предшественник.
«И Я говорю тебе: ты - Пётр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» - пронеслось в голове Алана, но он отогнал нескромную мысль.
- Пойдем, определим тебя на постой, – продолжил Джон. - Пётр, покажи, пожалуйста, проповеднику его дом.
Пётр бросился к автомобилю и схватил чемодан Алана, аккуратно поднял его, достал из-под сидения вещмешок, но при этом не коснулся и даже не сдвинул с места ни одно из удилищ, лежавших сверху. С поклажей в руках Пётр двинулся от машины, обернулся и на ломаном английском сказал:
- Белый колдун ходить сюда, – и добавил, широко улыбаясь. - Пожалуйста.
- Не называй меня колдуном, Пётр, я проповедник. Или просто Алан.
- Да, про-по-веди… Да, белый Алан, - заулыбался туземец еще шире.
Алан сгреб в охапку свои снасти и пошел за Петром.
Через несколько минут они подошли к одной из хижин на краю деревни. Она ничем не отличалась от всех прочих, по крайней мере, внешне, разве что стояла чуть дальше от остальных. Все хижины в деревне имели форму полусферы высотой не более двух метров с небольшим входом, в который приходилось скорее вползать, чем входить. Фактически, местная архитектура недалеко ушла от простого шалаша.
Внутри, как и следовало ожидать, царила первобытная простота: земляной пол, тростниковые циновки вместо постели, никакой мебели. Было видно, что прежний владелец пытался хоть как-то приблизить обстановку к комфортной, что, впрочем, не меняло общего впечатления.
Джон объяснил, что эту хижину туземцы построили специально для предыдущего проповедника, и Алан теперь становился ее полноправным хозяином. "И то хорошо, - подумал он. – По крайней мере, не придется ночевать в каком-нибудь общинном доме в компании дюжины соседей." Алан не был неженкой, и спартанские условия его не пугали.
- А теперь пойдем, посмотрим церковь, - сказал Джон, как только Алан пристроил свои вещи.
- Ах, да. Ты говорил, здесь есть молельный дом, - припомнил Алан разговор в автомобиле.
- Это, поистине, шедевр местных строителей. Сейчас оценишь, - улыбнулся Джон.
- Пётр, проводи нас, пожалуйста, к церкви, - обратился он к переводчику.
- Сюда ходить, - отозвался Пётр. – Пожалуйста.
По дороге Алан гадал, что же такое могли выстроить деревенские жители, но угадать ему было не суждено. Сначала он увидел торчащую из-за крыш колокольню, а потом его взгляду открылась и вся церковь, стоявшая на большой площади, если площадью можно назвать относительно просторный участок ровной земли, очищенной от кустарника. На первый взгляд строение напоминало классическую европейскую церковь, похожую на те, что можно встретить где-нибудь в Англии или во Франции: прямоугольное здание с двускатной крышей и башенкой-колокольней, пристроенной сбоку. Но это только на первый взгляд. Когда Алан подошел ближе, он понял, почему Джон назвал это шедевром. Сразу вспомнились рассказы о карго-культах. Во-первых, церковь была лишь немногим выше прочих домов в деревне, то есть чуть более двух метров в высоту. Встать внутри в полный рост проповедник мог только под коньком, благо, никакого потолка не было предусмотрено. У боковой стены распрямиться мешала крыша. Да и нормально разместиться внутри могли человек десять, не больше. Во-вторых, внутри было очень сумрачно, ибо единственное окно – под коньком над входом – было просто нарисовано на стене снаружи. Рисунок грубо имитировал витраж, но света, разумеется, не пропускал. Но больше всего Алана восхитила колокольня. Строители просто вкопали в землю бревно и оплели его ветками, чтобы придать «башне» прямоугольную форму. Сверху на бревно была надета подходящая корзина, весьма успешно имитировавшая коническую крышу. Стены, по местной технологии, были обмазаны глиной и выровнены. Вместо черепицы – листья какой-то пальмы. Вероятно, аборигены видели церковь на картине или фотографии, но совершенно не представляли, как она выглядит в реальности и для чего служит.
Закончив осмотр, Алан вышел на «площадь» перед «церковью». Для этого пришлось согнуться почти вдвое: дверь, вернее, входной проем, не закрывающийся ничем, также был невысок, подстать всему зданию.
- Вести здесь воскресную службу будет не просто, - заметил он, ни к кому не обращаясь.
- Проповедовать можно и в пустыне, - заметил Джон. – Прости, Алан, но мне не хотелось бы слишком задерживаться.
- Да, конечно, - ответил тот. – Я провожу тебя до машины.
- Между прочим, Пётр, - обратился Джон к переводчику, - скажи, в озере много крокодилов?
- Нет, - Пётр энергично замахал руками в знак протеста, - озеро нет крокодил. Река крокодил. Болото крокодил. Озеро нет крокодил.
- Вы в озере рыбу ловите? – продолжил Джон.
- Да, - согласился Пётр, - озеро рыба да.
- Ну вот, видишь, Алан. И с рыбалкой может получиться. Только ты, пожалуйста, посоветуйся с Петром, если пойдешь на озеро, - и они втроем двинулись через деревню к машине.
Через десять минут автомобиль скрылся за поворотом, и Алан остался наедине с туземцами.
Остаток вечера Алан провел за обустройством своего нового дома. Сначала он опасался, что ему будет сложно общаться со своим новым помощником. Пётр был молчалив. За все время с момента приезда гостей и до отъезда Джона он сказал всего несколько фраз. К тому же его английский оставлял желать лучшего. Однако вскоре выяснилось, что переводчик прекрасно понимает Алана, и все его просьбы выполняет быстро и аккуратно. Это слегка успокоило проповедника. Закончив с распаковкой, он попрощался с Петром, коротко помолился и устроился на циновках. Долгая дорога утомила его, и он очень быстро уснул.
Когда Алан проснулся, было совсем темно. Сперва, еще в полусне, он удивился, что это подняло его среди ночи. Он полагал, что после трудного дня проспит минимум до рассвета. А потом, окончательно проснувшись, он осознал, что снаружи хижины доносится какой-то рокот. Алан осторожно выглянул из входного отверстия. Вокруг хижины бродили несколько аборигенов. У каждого на плече висел большой барабан. Напротив входа сидели еще трое, свои барабаны они поставили на землю перед собой. Все «музыканты» беспорядочно били по своим инструментам небольшими колотушками. Они, видимо, не придерживались какой-то определенной мелодии и играли каждый на свой лад, от чего звуки барабанов сливались в равномерный гул.
Алан не знал, что ему делать. С одной стороны, заснуть под такой грохот было невозможно. С другой, проповедник не хотел в первый же день ссориться со своими потенциальными прихожанами. Вполне возможно, они исполняли какой-то важный для них ритуал, и, если он хотел добиться их доверия, ему следовало действовать деликатно. Поэтому он решил подождать утра и все выяснить у своего помощника. "В конце концов, не будут же они барабанить всю ночь!" – думал Алан. Проповедник ошибся: барабаны замолчали только с первыми лучами солнца. Измотанный, совершенно не выспавшийся, Алан выполз из хижины и прислонился спиной к ее покатому боку. Впервые за многие часы ему было хорошо, он прикрыл глаза.
Когда он очнулся, солнце было уже близко к зениту, и его яркий свет пробивался даже сквозь закрытые веки. Открыв глаза, Алан обнаружил, что все еще сидит, привалившись к стене своей хижины. Напротив него абсолютно неподвижно с отсутствующим выражением лица сидел Пётр.
- Доброе утро, Пётр, - сказал проповедник.
- Утро добро, - откликнулся Пётр.
- Послушай, Пётр, а что это было здесь сегодня ночью? – немного помедлив, спросил Алан.
- Ночь что? - вопросительная интонация у Петра не получилась, но по выражению лица все было понятно.
- У вас был какой-то праздник? – предположил Алан.
- Нет, праздник нет, - ответил Пётр.
- А что здесь делали все эти люди с барабанами?
- Барабан бить, - спокойно ответил переводчик.
- Это я слышал, - стараясь оставаться спокойным, продолжал Алан, - но зачем они били в барабаны?
- Чтобы громко, - также спокойно пояснил Пётр.
- Послушай, я хочу знать, зачем было громко бить в барабаны ночью около моего дома? Ты меня понимаешь, Пётр? – четко проговаривая каждое слово, произнес проповедник.
- Белый Алан приехать. Хорошо. Мы бить барабан, - пояснил туземец.
- Так вы таким образом выражали радость по поводу моего приезда?! – воскликнул Алан. – Пётр, это замечательно, что мой приезд вас так обрадовал, но понимаешь, сегодня ночью я не мог уснуть, и все из-за этих барабанов. Передай, пожалуйста, это своим соплеменникам.
- Я говорить, белый Алан плохо спать. Мы делать, белый Алан спать хорошо. Да, - заверил Пётр проповедника.
Алан облегченно вздохнул. Кажется, его, наконец, поняли правильно. Можно было переходить к дневным делам.
Собственно, дел было немного. Алан решил, что за первые несколько дней в деревне ему надо понять, как устроена местная община, чем живут эти люди, что их волнует. Ему предстояло проповедовать слово Божие среди язычников, и очень важно было найти к ним подход. При этом ни одной службы Алан пропускать был не намерен. Он специально поставил себе жесткие ограничения, чтобы не позволять лени взять верх. Поэтому до воскресенья ему предстояло подготовить первую проповедь. Начать Алан решил с прогулки по деревне. Пётр всюду сопровождал его и был готов услужить, если проповеднику требовалась помощь, но если Алан не обращался к нему, просто шел следом или стоял неподалеку.
Деревня была небольшая. Никакого плана или порядка при застройке аборигены не придерживались, поэтому никаких улиц не было, дома располагались, где придется. До самого центра деревни шла дорога, по которой Алан сюда приехал. С другой стороны деревня доходила почти до самого берега озера. На берегу тут и там лежали лодки-долбленки. Единственным в деревне некруглым строением, за исключением «церкви», был большой навес, крытый листьями. Под навесом на высоте примерно метра от земли был сооружен помост, по бокам висели циновки, образуя «стены». Пётр объяснил, что это было нечто вроде дома собраний. Под навесом уединялись старейшины деревни, когда решали важные вопросы.
Жители питались в основном рыбой, добываемой в озере. Кое-что собирали в окрестных лесах, были даже небольшие огороды, но рыбалка все же была основным промыслом. Туземцы, которых Алан встречал, бродя по деревне, провожали его неизменной улыбкой, но особого ажиотажа не было. Никто не ходил за ним по пятам и не пялился как на диковинку. Поприветствовав гостя, люди возвращались к своим повседневным делам. В целом, у проповедника сложилось весьма приятное впечатление. Очень быстро наступил вечер, и Алан вернулся к своей хижине, чтобы пораньше лечь спать и наверстать упущенное предыдущей ночью.
Проснулся проповедник сразу после заката. Из-за стен хижины доносился знакомый рокот, но сегодня к нему добавились какие-то протяжные вопли. Выглянув наружу, Алан увидел помимо вчерашних барабанщиков еще и женщину, сидевшую напротив входа и старательно вывшую. Он не знал, плакать ему, или смеяться.
Утром Алан попытался еще раз поговорить с Петром:
- Пётр, скажи, пожалуйста, ты поговорил вчера по поводу ночных концертов у моей хижины?
- Да. Я говорить. Да.
- Так почему сегодня ночью у моей хижины не только снова собрались люди с барабанами, но еще и женщина выла?
- Белый алан говорить плохо спать. Женщина петь колыбельная. Белый Алан спать хорошо.
- Ах, так это была колыбельная! Очень мило. Послушай, Пётр, передай, пожалуйста, вашим музыкантам, что мне не надо ни барабанов, ни колыбельных. Мне надо, чтобы ночью было тихо, просто тихо, и больше ничего! Ты понял меня, Пётр?
- Я понимать. Я говорить. Барабаны тихо.
- Надеюсь, - почти простонал Алан.
Надеялся он, прежде всего, на то, что это «барабаны тихо» означает, что они перестанут в них бить, а не изменят расстановку барабанщиков, например.
День прошел быстро. Алан пытался заняться подготовкой проповеди, но мысли постоянно крутились вокруг ночных «концертов». Так ничего толком и не сделав, он отправился в постель. Но сон не приходил. Алан постоянно ждал, что стоит только солнцу скрыться за горизонтом, все повторится. В голову лезли всякие нехорошие мысли. Погруженный в размышления, он не сразу заметил новый звук, проникавший в хижину снаружи. Прислушавшись, Алан понял, что это все те же барабаны, но теперь музыканты, видимо, находились далеко, и «музыка» была едва слышна. Она сливалась с прочими звуками природы, каких много в джунглях ночью. В таком виде ее даже можно было принять за звуки сильной, но далекой грозы или шум прибоя. Самое главное, теперь барабаны совершенно не мешали уснуть. Алан еще немного послушал, чтобы убедиться, что барабанщики не решат подойти ближе, а потом расслабился и провалился в сон.
На этот раз проповедник выспался великолепно. Новый день не принес никаких сюрпризов, и Алан, наконец, смог спокойно заняться подготовкой воскресной службы. Еще до поездки, когда он только узнал, что ему придется проповедовать среди африканских язычников, он начал задумываться, как ему следует говорить с ними о Боге. Он рассудил, что этим, примитивным, в общем-то, людям проще будет понять сказку, и потому сочинил нечто вроде легенды o добром, всем помогающем Христе, незаметно вплетя в нее наиболее простые моральные истины. Детали он решил доработать на месте, но понял, побродив по деревне, что дорабатывать особенно нечего. Для порядка он подумал немного над вариантами своей речи, а все остальное время повторял текст про себя, примеряя разные интонации и пытаясь предугадать реакцию слушателей.
На следующее утро Алан отправился к деревенской «церкви». Еще накануне он попросил Петра оповестить всех жителей. Проповедник рассчитывал, что народу будет много, ведь любопытство местным жителям было не чуждо, а развлечений мало, но все же то и дело его посещал безотчетный страх: а вдруг никто не придет. Проще говоря, Алан волновался. С этими мыслями он и подошел к месту собрания, и чуть было не присвистнул, хотя обычно и не позволял себе таких вольностей, по крайней мере, если дело касалось религиозных вопросов. Площадь была забита народом. Люди сидели перед церковью, по бокам от нее, и даже сзади. Те, кому не хватило места на самой площади, стояли в проходах между ближайшими домами. Алан подошел к толпе, и люди стали расступаться, пропуская проповедника. Молодой священник был польщен таким вниманием и одновременно смущен, но он постарался отбросить все эмоции. Теперь ему просто необходимо было провести первую свою воскресную службу в этой деревне безукоризненно, чтобы не разочаровать этих людей и не потерять их доверия.
Алан подошел к церкви и, согнувшись, вошел. Внутри на циновках сидели человек десять. Все они были преклонного возраста и все поголовно мужчины. Расположились они гораздо более свободно, чем люди на площади. Скорее всего, это были старейшины и уважаемые люди деревни, и никто не пытался их потеснить, заняв место внутри постройки. Следом за Аланом вошел Пётр, ждавший его на площади около входа. Вдвоем они прошли к противоположной стене, туда, где у «настоящей» церкви должен располагаться алтарь, и проповедник повернулся лицом к своим прихожанам. Алан окинул взглядом собравшихся, глубоко вздохнул, и заговорил.
Закончив первую фразу, он сделал небольшую паузу, и Пётр принялся переводить. В это же время двое аборигенов, сидевших снаружи ближе всего ко входу, принялись повторять его слова. Их громкий голос разнесся над площадью. Так даже самые дальние ряды могли слышать проповедь. Впрочем, Алану показалось, что слова Петра передают не вполне точно, но так как он не знал местного языка, он не мог оценить, искажается ли смысл.
Алан говорил вдохновенно, речь лилась ровно, то замедляясь, чтобы подчеркнуть важный момент, то снова ускоряясь. Площадь замерла. Ни звука не было слышно кроме голоса самого Алана и его переводчика и помощников. Казалось, никто даже не шевелится. Толпа обернулась ко входу в церковь и слушает проповедника, не отрывая взгляда от темного квадрата дверей. Воодушевленный абсолютным вниманием, Алан еще больше раскрепостился. Его речь стала более эмоциональной, он больше стал использовать тембр и интонацию, жесты стали размашистей. К концу проповеди он буквально танцевал перед аборигенами, а их внимание не ослабевало, они так и сидели неподвижно.
В завершение службы Алан предложил своим новым прихожанам спеть хором. Он заранее выбрал наиболее мелодичный, по его мнению, псалом. Теперь он запел его, а аборигены принялись подпевать, не понимая слов, как могли. Сказать, что Алан был доволен, значило бы ничего не сказать. Первая служба просто не могла пройти лучше. На большее проповедник не смел надеяться даже в самых смелых мечтах.
Допев псалом, Алан выдохнул и расслабился. Дело было сделано. В этот момент в руках добровольных помощников, которые во время проповеди повторяли перевод для собравшихся на площади, непонятно откуда появилось по петуху. Наверное, птиц передали им соседи. Прежде чем Алан успел что-то понять, эти двое достали откуда-то мачете, ловким движением отсекли петухам головы и принялись мазать их кровью косяки и притолоку входа церкви. Проповедник онемел от неожиданности. Тем временем аборигены, удовлетворенные, видимо, состоянием косяков, принялись кропить петушиной кровью землю перед входом в церковь.
«И пусть возьмут от крови [его] и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его» - пронеслось в услужливой памяти проповедника. Но эту мысль Алан отмел сразу: вряд ли местные настолько хорошо знали Библию, а подсмотреть этот ритуал Пасхи Господней им было негде. Скорее всего, это был какой-то местный обычай, что-то дремуче-языческое. Это надо было как-то прекратить.
- Что они делают!? – воскликнул проповедник, обращаясь к Петру.
- Кровь дверь земля, - спокойно пояснил переводчик.
- Пётр, христиане не приносят кровавых жертв. Никогда. Не надо этого делать, по крайней мере, рядом с церковью и во время службы. Объясни им это, пожалуйста, Пётр.
- Я говорить, - откликнулся тот, и стал что-то медленно и размеренно объяснять людям у входа. Когда он замолчал, те все еще продолжали поливать землю кровью.
Алан подождал несколько секунд, а потом снова обратился к Петру:
- Почему они не прекращают?
- Они прекратить. Скоро, - ответил переводчик спокойно.
Спустя еще несколько мгновений, люди с петухами стряхнули последние капли с шей птиц, окинули взглядами землю вокруг и удалились, унося в руках тушки. Народ с площади тоже начал расходиться. Алан стоял в полной растерянности.
Домой проповедник шел со смешанными чувствами. Он никак не мог решить для себя, была ли его первая воскресная служба успехом или полным провалом. С одной стороны, здравый смысл подсказывал, что туземцы, скорее всего, затеяли этот ритуал с кроплением кровью по недоразумению. Вероятно, это какая-то местная традиция, и они не хотели ничего плохого. С другой, Алан не мог отделаться от впечатления, что одним этим действием они превратили христианское богослужение в часть какого-то языческого мистического обряда. И все то, что раньше проповедник принимал за интерес к христианству, было на самом деле чем-то иным, имело какую-то другую, дремуче-таинственную причину.
Алан долго не решался войти в свою хижину. Вместо этого он бродил по деревне: ходьба немного успокаивала. Он никак не мог решить, что ему делать дальше. Казалось, любой выбор грозит провалом его миссии. Оставить все как есть – и хитроумные аборигены превратят его с его Христом в шамана-колдуна, а службы в языческие оргии? Бороться – и обидеть наивных доброжелательных туземцев, отвратив этим от христианства? Больше всего пугала неопределенность. Богом данный разум оказался бессилен, сознание металось от одного варианта к другому и не могло остановиться ни на одном. Алан нашел место поспокойнее и остановился помолиться. Чуда не произошло, и решение не возникло в голове мгновенно, но молитва позволила проповеднику прийти в себя. Он осознал очевидное: чем больше он думает об этом и беспокоится, тем ему хуже, и тем дальше он от правильного ответа. Алан взял себя в руки и пошел домой. Когда он вползал во вход, одна из его удочек, стоявших у стены, покачнулась и упала ему прямо на голову. "Может, это знак?" - подумал проповедник. В заботах последних дней он и думать забыл о рыбалке. И теперь упавшая удочка напомнила ему о ней, и очень вовремя. Ему и в самом деле стоило отвлечься. «Мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть» - вспомнились проповеднику слова из Библии. Алан твердо решил отправиться на рыбалку на следующее же утро и пошел искать Петра, чтобы расспросить об озере. Пока проповедник шел по деревне, он отметил, что местные ведут себя при его приближении точно так же, как и в предыдущие дни: вежливо приветствуют, но никакого особого возбуждения не наблюдается. "По крайней мере, они не показывают на меня пальцами и не хихикают за спиной, - подумал Алан, - уже хорошо".
Утром Алан встал очень рано. Пётр ждал его, и они вместе отправились к озеру. Солнце еще не встало, было на удивление нежарко. Деревня потихоньку просыпалась. Пётр вел проповедника через деревню параллельно берегу. Накануне проводник пытался объяснить, куда они пойдут с Аланом рыбачить, но тот так и не смог понять специфический язык переводчика. Единственное, что он узнал: ему покажут какое-то место на берегу озера, где можно закинуть удочки.
Через некоторое время Алан стал замечать, что происходит что-то непривычное. По деревне как будто бежала волна какого-то возбуждения, обгоняя пару рыбаков на несколько десятков секунд. Когда проповедник смотрел вперед, он видел, что вдалеке вокруг хижин никого нет. Но чем ближе они подходили, тем больше народа выползало из узких входов жилищ. Алан оглянулся – сзади собралась небольшая группа аборигенов. Люди следовали за проповедником на почтительном расстоянии, но их становилось все больше и больше с каждой минутой. Проповедник не мог понять, что происходит.
Когда рыбаки прошли последний ряд домов, за их спинами уже образовалась внушительная толпа, и люди не собирались расходиться. Всю дорогу до выбранного Петром места аборигены шли следом, а когда Алан с проводником остановились, чтобы закинуть снасти, расположились метрах в двадцати от берега напротив них. Проповеднику было немного не по себе: он не рассчитывал рыбачить при таком стечении зрителей. Но делать было нечего, не прогонять же их, в самом деле. Решив не обращать на «эскорт» внимания, Алан расчехлил спиннинг.
Первые полчаса прошли довольно скучно. Клева не было. Зрители сидели спокойно, лишь изредка перешептываясь. Ситуация была непривычной, но Алан держался и не показывал вида. Вдруг, при очередной проводке леска резко дернулась и натянулась. Алан стал осторожно вываживать, стараясь не потерять свою первую добычу на этом озере. Рыба, судя по всему, была довольно крупной. Она сильно сгибала снасть и не желала быстро сдаваться. Алан понемногу выбирал леску, постепенно вытягивая противника ближе к берегу. В азарте проповедник даже забыл о странной аудитории у себя за спиной. Внезапно он почувствовал резкий рывок, удилище чуть не вылетело из рук, а затем леска пошла странно легко. По натяжению было понятно, что крючок не пуст, но рывки прекратились. Катушка теперь крутилась быстро, и скоро показался конец снасти. Сначала Алан не понял, что вытащил его спиннинг из глубины. Он взял добычу в руки, и волосы на его голове встали дыбом. На крючке болталась рыбья голова и часть спины. Все остальное: хвост и почти все брюхо, - отсутствовало. Из огромной раны свисали лоскуты порванной плоти.
Проповедник повернулся к Петру, стоявшему у него за спиной. Он хотел высказаться. Он хотел спросить этого, с позволения сказать, проводника, какого, вернее почему, тот не предупредил его, почему утверждал, что крокодилов в озере нет. Он хотел еще много ему сказать, но вместо этого просто снял останки с крючка, протянул Петру и произнес:
- Кто-то откусил добрую половину рыбы, - все прочие слова почему-то вылетели у него из головы.
Пётр медленно и аккуратно взял половину рыбы из рук проповедника, повернулся к нему спиной, сделал несколько шагов от озера в сторону сидевших неподалеку аборигенов и прокричал какую-то короткую фразу на местном наречии. Ряды зрителей всколыхнулись, тихие до этого туземцы начали перешептываться, гул голосов постоянно нарастал. Из толпы выбежал кто-то из старейшин и взял рыбу из рук Петра. После этого все дикари резко поднялись и со старейшиной во главе заспешили в сторону деревни. Алан остался один.
Проповедник медленно брел в сторону деревни. Рыбачить как-то расхотелось. И дело было не только в крокодиле. В конце концов, это мог быть какой-нибудь другой крупный хищник, не опасный для человека не берегу. Гораздо больше беспокоила реакция аборигенов. То, что они всей деревней пошли смотреть на рыбачащего Алана, удивляло не сильно. Вполне возможно, что эти люди просто никогда не видели спиннинга. Правда, лежавший в машине, спиннинг их вовсе не заинтересовал, но этому можно было найти правдоподобное объяснение. Гораздо больше проповедника удивила реакция аборигенов на его улов. Что такого было в откушенной рыбьей голове? Что такого сказал им Пётр? Зачем рыбьи останки понадобились старейшине? Казалось даже, что все утро они ждали именно этого момента, когда Алан вытащит из воды эту пресловутую голову. Проповедник терялся в догадках, ни одна из версий не казалась ему правдоподобной, и это угнетало.
Вскоре Алан дошел до деревни. Еще у первых хижин ему показалось, что-то поменялось в поведении аборигенов. Пока он шел к своему дому, это впечатление только усиливалось. В воздухе витало какое-то напряжение, хотя спроси кто-нибудь проповедника, в чем это выражалось, он не смог бы ответить. Потом Алан заметил, что часть туземцев толпится вокруг навеса. Подойдя к нему, проповедник понял, что внутри кто-то есть. Видимо, старейшины уединились в этом «доме собраний» и что-то обсуждали. Простым жителям было любопытно, что происходит внутри, но обычаи племени не позволяли вмешиваться в ход собрания. Впрочем, Алан чувствовал, что слово «любопытство» здесь не очень подходит, скорее это был искренний интерес к серьезному и важному для каждого делу. Поняв, что ничего больше здесь не узнает, проповедник отправился домой. К тому же, Пётр куда-то подевался, так что Алану оставалось только гадать, что происходит.
Дома проповедник попытался собрать воедино все факты и разобраться в ситуации. Самым простым было предположить, что в озере внезапно появился опасный хищник, и аборигены теперь решают, что с этим делать. Однако, воспроизведя в памяти утреннее происшествие, Алан нашел множество деталей, которые противоречили этой версии. Каждая из них была не особенно существенна, но вместе они приводили проповедника к мнению, что дело было в чем-то другом.
Во-первых, аборигены явно чего-то ждали в то утро. Было похоже, что это происшествие не стало для них неожиданностью. Возможно, они ждали чего-то другого, но явно чего-то особенного. Во-вторых, появление обкусанной рыбы их совершенно не напугало, наоборот, было такое ощущение, что оно их почти обрадовало. Если выразится точнее, казалось, что их мучает какой-то вопрос, и рыбья голова позволила им получить ответ. В их голосах был скорее не страх, а облегчение. По крайней мере, именно так показалось проповеднику. В-третьих, все указывало на то, что аборигенов всколыхнуло не появление рыбьей головы, а слова Петра, которые он произнес с рыбой в руках. Со своего места аборигены могли видеть обрубок еще до того, как Алан передал его переводчику. Да и Пётр сначала показал рыбу соплеменникам, и только потом заговорил. Но гомон по рядам зрителей пошел только после его слов, до этого они смотрели на рыбью голову молча. Эти и некоторые менее значительные детали убедили Алана, что с утренним происшествием не все так просто. К сожалению, все эти выводы не могли объяснить проповеднику, что происходит. Он надеялся расспросить Петра, но тот так и не появился до вечера, и где его искать, Алан не знал. В который уже раз проповеднику пришлось отложить решение до утра и лечь спать.
Уже засыпая, Алан почувствовал в воздухе едва уловимый сладковатый запах, очень приятный, но абсолютно ему незнакомый. Не придав этому значения, Алан уснул. Ему снилось, что он лежит в лодке лицом вверх. Лодка слегка покачивалась на волнах, медленные, почти нежные движения казались очень приятными. Вверху развернулось ночное небо с невероятно яркими звездами. Алан не видел ни воды, ни даже бортов лодки, только черное ночное африканское небо. Небо было огромно, казалось, вокруг нет ничего, кроме этого неба, и Алан покачивается, зависнув среди звезд. Звезды двигались. Лодка Алана плыла куда-то вперед, туда, где у него были ноги, где-то там, далеко впереди. Движение было плавным, непрерывным, казалось, оно будет продолжаться вечно. И Алан был готов вечно плыть среди звезд в своей небесной лодке, лежа на спине в космическом безмолвии. Но небо впереди начало рваться. Перед носом лодки появилась трещина и небесная ткань начала заворачиваться по краям, обнажая треугольник беззвездной темноты. Алан приподнялся на локте и почувствовал под ладонью колючую тростниковую циновку. А к его ногам тем временем приближалось нечто темное и большое. Всмотревшись, Алан начал различать детали. Где-то внизу, на метр ниже него, плескалась вода. На ней плясали желтовато-оранжевые отсветы. В их неверном свете он разглядел громаду, уже успевшую приблизиться почти вплотную. Алан различил вздымающуюся из воды, огромную, выше человеческого роста треугольную морду. Большую часть этой морды занимала разверстая пасть с острыми белыми зубами. Пасть зачерпывала воду, стремясь поглотить проповедника, а он продолжал медленно и неотвратимо двигаться в ее сторону. «И повелел Господь большому киту поглотить Иону; и был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи» - пронеслось в мозгу проповедника. И в этот момент что-то резко толкнуло его под плечи, тело начало поворачиваться, принимая вертикальное положение, и Алан, подчиняясь внезапному толчку, рыбкой полетел в глотку чудовища.
Проповедник лежал в луже. Он весь промок и был вымазан в какой-то грязи. Алан встал и осмотрелся. Лужа оказалась канавой, явно рукотворной, так как она была правильной прямоугольной формы. Канава имела около полуметра в глубину и была примерно на две трети заполнена водой. Впереди, всего в паре метров, канава заканчивалась. Оглянувшись, Алан увидел странную вертикальную конструкцию из веток, расположенную посередине канавы, с большим отверстием по центру, доходившим до поверхности воды. Алан сделал несколько шагов и посмотрел на конструкцию с обратной стороны. Постройка изображала голову огромной рыбы с распахнутой пастью. Вокруг канавы стояли аборигены с факелами в руках и пристально смотрели на проповедника. Неподалеку валялись носилки, сделанные из двух жердей и тростниковых циновок.
Алан побежал. Он бежал, не разбирая дороги и не оглядываясь. Только перед входом своей хижины он притормозил и практически впрыгнул внутрь. Как ему удалось найти свою хижину в темноте, он не знал. Но в эти минуты он даже не задумывался об этом. Он забился под стену напротив входа, и скрючился там, подтянув колени к подбородку. Так он просидел до утра.
Медленно-медленно рассудок возвращался к проповеднику. Когда первые лучи солнца осветили землю перед входом его хижины, он уже мог перебирать события ночи, не поддаваясь безотчетному страху. Он предположил, что аборигены окурили его каким-то дурманящим снадобьем, потом переложили на носилки и понесли к канаве, а когда Алан начал просыпаться, бросили в пасть бутафорского чудовища. Видимо, из-за зелья проповедник потерял способность воспринимать увиденное критически, поэтому сначала принял деревянное чудовище за настоящее, а потом просто впал в панику. Единственное, чего Алан не мог понять, так это зачем аборигенам понадобился весь этот театр.
Из размышлений проповедника вывел Пётр. Он не стал, как обычно, ждать Алана снаружи, а вошел в хижину сам. Все лицо проводника было покрыто сложным узором, нанесенным белой краской, голову покрывал головной убор из разноцветных ленточек. Алан никогда раньше не заставал Петра в таком виде. Проводник заговорил первым:
- Белый Алан стать ночь воин. Вечер белый Алан идти пещера духов.
- Что? – не понял проповедник своего переводчика. – О чем ты говоришь?
- Белый Алан стать ночь воин. Белый Алан стать сильный. Белый Алан идти пещера духов хорошо.
- Что-что? Куда я должен пойти?
- Белый Алан идти пещера духов. Пещера духов жить духи. Белый Алан сильный, белый Алан выходить пещера духов большой воин хорошо.
- Постой-постой. Скажи мне для начала, что вы сделали со мной сегодня ночью? Что это было за представление? Вы хотели меня напугать?
- Белый Алан есть большой рыба. Белый Алан стать воин. Белый Алан страх нет. Белый Алан хорошо сильный воин. Белый Алан ходить пещера духов хорошо.
- Да что ты заладил: пещера духов, пещера духов! Могу я не захотеть ходить в эту пещеру духов? В конце концов, никто не в праве меня заставлять!
- Я ждать. Когда белый Алан хотеть ходить пещера духов, я провожать, - с этими словами Пётр вышел из хижины.
"Ну уж нет, - подумал про себя проповедник, - я не стану играть в эти игры. Они хотят заставить меня участвовать в их шабаше! Не выйдет!" Алан на всякий случай принюхался. "Я христианин, и им не удастся обратить меня в их языческую веру ни силой, ни хитростью," - с этой мыслью проповедник выглянул из входа. Неподалеку сидел Пётр в своем странном облачении и терпеливо ждал. Алан забрался обратно в хижину и задумался. С одной стороны, местные жители не были замечены в какой-либо агрессии по отношению к белым. С другой, Алан понял, что просто так они от него не отстанут. Надо было выработать какую-то стратегию.
Сколько может просидеть Пётр у его хижины, Алан не знал - терпения аборигенам было не занимать, так что выскользнуть незамеченным, видимо, не получится. Да проповедник и не собирался бежать. Миссия его сильно осложнилась, но он не хотел сдаваться. Он твердо был намерен доказать туземцам истинность своей веры, пусть даже это будет невероятно трудно и опасно. Но как? Это был главный вопрос.
И тут проповеднику в голову пришла одна рискованная, но интересная идея. Насколько Алан успел понять, пещера духов была неким испытанием для сильного и смелого человека, «большого воина», как назвал это Пётр. Разумеется, никаких духов не существует. Если какая-то опасность там и была, то вполне естественная, вроде обвалов или шанса заблудиться в темноте. Но туземцы населили ее мистическими сущностями и верят, что всякий человек столкнется с ними там, и только смелый и сильный сможет их победить. "А что если согласиться?" – думал Алан. Он сходит в пещеру, вернется и расскажет аборигенам, что никаких духов там нет. Ведь наверняка человек, прошедший пещеру, должен пользоваться авторитетом среди местных. Да и слова очевидца, побывавшего в пещере лично, сложно будет подвергнуть сомнению. А поколебав веру в пещеру духов, он заронит сомнения во всем их языческом мировоззрении. Алан поднялся и направился к выходу из хижины, чтобы позвать Петра.
Проводник вел Алана через джунгли уже около часа. Пещера, по-видимому, была расположена где-то в прибрежных скалах, тех, что можно было видеть из деревни. Шли молча. Алан следовал за проводником след в след. Он думал, его станут облачать в церемониальные одежды, обвешивать амулетами, может, даже рисовать на коже узоры вроде тех, что были на лице Петра, но ничего такого не случилось. Когда Алан вылез из своей хижины и сообщил проводнику, что готов идти в пещеру духов, Пётр просто встал и велел Алану следовать за ним. Около часа они неторопливо брели сквозь лес, пока не вышли на большую поляну около скальной стенки. В скале чернело небольшое отверстие. Вопреки ожиданиям Алана вход в пещеру духов был вовсе не огромной аркой, а всего лишь маленькой дыркой в скале, чуть больше входа в местную хижину. То, что это и есть та самая пещера, Алан понял по кучкам разнообразных предметов, разложенных у отверстия. Видимо, это были приношения духам за много лет: некоторые были безнадежно испорчены из-за долгого пребывания под открытым небом.
На поляне проводника и его подопечного ждали туземцы. Народу было заметно меньше, чем на воскресной службе, – Алан теперь вспоминал её почти с иронией – но всё же толпа была достаточно плотной, тем более что все аборигены старались держаться у линии деревьев, оставляя центр поляны свободным.
Проводник вывел Алана на середину круга, и из толпы вышел старейшина и протянул Алану два предмета. Первый представлял собой палку длинной с предплечье, на конце которой при помощи кожаного шнурка был закреплен камень овальной формы. Второй был палкой, конец который был расщеплен надвое, в расщепе были закреплены пучки каких-то волокон. Оба предмета были расписаны сложными узорами. Пётр объяснил, что палка с камнем была оружием, которым Алану предлагалось отбиваться от духов, а палка с ветошью должна была послужить ему факелом. По словам проводника оба предмета были страшно магическими, и без них соваться в пещеру духов было просто безумием. Алан на всякий случай понюхал волокна, но ничего подозрительного не заметил.
Алан пытался узнать, что ему следует делать в пещере, чтобы испытание считалось пройденным, но так ничего и не добился. Похоже, туземцы считали, что в пещеру достаточно войти, и дальше от вошедшего уже мало что зависит. Тогда он решил пройти от входа достаточно далеко, чтобы его не было видно снаружи, посидеть там с полчаса, чтобы аборигены не заподозрили его в жульничестве, и выйти. С этими мыслями Алан полез в дыру.
Вначале Алан передвигался на четвереньках: настолько низок был потолок. Через несколько метров проход пошел резко вниз, пришлось карабкаться по вертикальной трубе, но недолго. Спуск привел Алана в небольшую полость, в которой уже можно было сидеть, не упираясь головой в потолок. Но Алан решил не останавливаться так быстро, опасаясь, что отсветы пламени его факела могут быть видны снаружи. У самого пола он заметил щель, через которую можно было протиснуться дальше. Добравшись до следующего расширения, Алан решил, что уже достаточно углубился в пещеру. Здесь он и устроился. Немного беспокоил факел: пучки волокон вряд ли могли гореть долго, и Алан рисковал скоро остаться в темноте. Но он рассудил, что ушел от выхода не слишком далеко и сможет найти обратную дорогу на ощупь.
Другой проблемой было время. Всем известно, что оно тянется невероятно медленно, когда ждешь, а часов Алан, как назло, с собой не взял. Поэтому он боялся, что вернется слишком рано, и решил, что двинется в обратный путь, когда факел начнет гаснуть.
Сидеть было скучно. Рассматривать в пещере было особенно нечего, да и факел давал слишком мало света, и дальние стены были плохо видны. Уходить со своего места Алан не решался, так как боялся, что факел начнет гаснуть внезапно, и ему потом будет трудно найти проход, ведущий наружу. Со временем пламя начало меркнуть, и в этот момент Алан заметил в дальнем углу лицо. Сначала он решил, что это всего лишь игра теней на стене. Можно было рассмотреть вертикальную полосу, напоминавшую нос, две дуги по обе стороны от него походили на брови с глазами под ними в виде темных пятен. Алан некоторое время всматривался и уже хотел было отвернуться, но в этот момент лицо сдвинулось в сторону. Проповедник решил, что это произошло потому, что источник света изменил положение. Он подвигал факелом из стороны в сторону, но лицо осталось на месте. Тогда он воткнул факел в глинистый пол, чтобы тот наверняка не двигался, и стал следить за лицом. Некоторое время ничего не менялось. А потом произошло нечто неожиданное. Лицо начало поворачиваться вокруг вертикальной оси, как будто кто-то перелистывает страницу с рисунком, и исчезло. Алан взял в руки факел и еще раз посмотрел в ту сторону, где секунду назад видел изображение лица. Лица не было.
В этот момент последние языки пламени на пучках волокон начали угасать, и через несколько мгновений Алан сидел в полной темноте. Угольки еще тлели, но уже не могли ничего осветить. Пора было выбираться. Алан замер на минуту, чтобы успокоиться и сосредоточиться. Вокруг было абсолютно тихо. Такая тишина возможна только под землей, куда не проникают звуки с поверхности. И вдруг в этой тишине Алан услышал какой-то слабый звук, похожий на царапанье маленьких коготков. Он прислушался. Пещера постепенно наполнялась звуками. Сначала это были робкие тихие шелесты и поскрипывания. Как будто кто-то крался в темноте, лишь изредка оступаясь и позволяя неосторожному движению выдать себя. Потом звуки становились смелее и четче, они повторялись чаще и доносились с разных сторон, как будто неведомые существа обходили Алана по кругу. Вот уже отовсюду слышалось шлепанье, чавканье, топот и скрежет. Алан не мог ничего видеть, но ему казалось, что его окружает толпа.
И тут он вспомнил о зажигалке, которую кто-то из знакомых подарил ему перед отъездом в Африку. Просто так, на всякий случай, ведь Алан никогда не курил. Он пошарил по карманам. Металлическое колесико послушно высекло искры из кремня, и пещера осветилась неровным светом бензинового пламени. Алан увидел клювы, когти, лапы, хоботы и щупальца, он был в кольце уродов, не похожих ни на одно известное ему существо. Он отказывался верить своим глазам, он еще раз понюхал остатки факела, но не заметил никакого особенного запаха. Тогда он поднял небольшой камень и запустил им в ближайшее чудище. Камень пролетел насквозь, а уродец, в которого он попал, мерзко захихикал.
Алан сложил руки и начал читать молитву. Это было наваждение, дьявольское наваждение, испытание его веры. Он был убежден, что только вера и искренняя молитва способны ему помочь. Чудовища толпились вокруг, а Алан шептал слова обращения к богу. И тут что-то больно ударило его по затылку. Алан не удержался на ногах и рухнул на глину пола. Он попытался подняться и увидел, что многие чудовища держат камни. Прежде чем Алану удалось встать, еще несколько камней, брошенных из толпы, попали ему в грудь и живот. Боль словно придала ему сил. Алан разозлился. Он выпрямился и ткнул ближайшее чудище факелом, который все еще сжимал в руке. Наваждение завизжало и отпрянуло, его соседи побросали камни и попятились. Алан торжествовал. Он тыкал факелом вокруг себя, и кошмары бросали свое оружие и отбегали в сторону. К сожалению, они быстро возвращались, и все начиналось снова. Тогда Алан вспомнил о палице, которую ему дал старейшина. Она все еще была при нем. Он выдернул ее из-за пояса и стал гвоздить врагов каменным наконечником. Чудовища пытались увернуться, но Алан бил направо и налево, и многие удары достигали своей цели. Мороки издавали истошный вопль, и убегали в темноту. Остатки призрачного воинства отступали. С гневом и ликованием Алан гнал чудовищ, разя их каменным молотом. Он преследовал бегущих существ, не давая им опомниться. В конце концов, последние мороки бросились в разные стороны, и в этот момент Алан услышал гулкие шаги впереди. Что-то тяжелое приближалось к нему во мраке подземелья, тяжелое и большое, огромное. Оно шло неторопливо, и гулкие удары стоп об пол пещеры раздавались все ближе и ближе, пока тусклый свет пламени не выхватил из темноты высокое, в несколько человеческих ростов, тело на толстых, как у слона, ногах. Алан попятился и уперся спиной в стену, а чудовище подошло к нему почти вплотную и остановилось. Оно наклонило голову, будто рассматривая человечка внизу. Потом распахнулась зубастая пасть и стала опускаться, стремясь поглотить Алана, а тот продолжал стоять, опершись спиной о холодный камень. Из пасти показался раздвоенный как у змеи язык. И в этот момент Алан резко распрямился, тело устремилось вверх, он прыгнул прямо в зияющую глотку и ухватился за основание языка прямо за развилкой. Рука сомкнулась на холодной, мокрой на ощупь плоти. Алан сжал пальцы как можно сильнее, намереваясь держаться во что бы то ни стало.
Алан лежал на глиняном полу. Чудовищ не было ни видно, ни слышно. Алан попытался осмотреться, но зажигалка пропала, светить было больше нечем. Тогда он встал и пошел, не различая дороги, просто вперед. Он не знал зачем, просто ему хотелось двигаться хоть куда-нибудь. Шаги давались с трудом, тело болело и не хотело слушаться, но вместе с тем какая-то внутренняя сила влекла его вперед, не давала остановиться. Он шел как бездумный автомат, пока не различил впереди и вверху светлое пятно. И тогда он стал пробираться к этому пятну. Приходилось карабкаться и протискиваться, но Алан неуклонно приближался к цели. И наконец он понял, что пятно – это свет, проникающий в пещеру снаружи. Из последних сил он тянул себя к свету, который был уже совсем близко. Алан выбросил вперед руку, пытаясь ухватиться за край дыры, и увидел, что сжимает в ней рыбий хвост. Только теперь он осознал, что пальцы затекли, а костяшки покрылись ссадинами, пока он пробирался по камням опираясь на сжатый кулак. В этот момент к нему сверху протянулись две ладони. Одна аккуратно высвободила кусок рыбы из кулака, а вторая взяла за запястье, помогая выбраться.
Алан стоял на обрыве над озером. Недалеко шумел водопад. Солнце всходило на востоке. А прямо напротив Алана стоял улыбающийся Пётр. Ни слова не говоря, Алан подошел к ближайшему плоскому камню, лег на него и провалился в сон. Проснулся он только перед заходом, на том же камне, на котором заснул. Рядом сидел проводник, и стояла большая плетеная корзина.
- С добрым утром, проповедник, - улыбнулся Пётр, - хотя на самом деле вечер.
- Я долго проспал? – спросил Алан.
- Весь день с утра, - ответил проводник.
- Постой, а что с твоим языком, Пётр? – удивился европеец.
- Что с моим языком? – эхом отозвался проводник. Говорил он почти без акцента.
- Вот только не надо начинать снова, «барабаны бить», «чтобы громко»! Ты и так всю дорогу водил меня за нос, притворяясь малограмотным. Давай, признавайся, что еще ты забыл мне сообщить?
- А о чем ты еще хотел бы узнать, кроме моих навыков английского?
- Давай для начала с языком разберемся.
- Я учился в школе в городе. Такой ответ тебя удовлетворит?
- Допустим. А дальше?
- Что дальше?
- Мне бы очень хотелось узнать, зачем вы запихнули меня в эту пещеру, например. Мне кажется, легко догадаться, что я очень хочу получить кое-какие объяснения. Я там чуть не умер!
- Ну, ведь не умер же. Я бы не стал настаивать, если бы не был уверен, что тебе это по силам.
- Предыдущему проповеднику тоже было по силам?
- Судьба предыдущего проповедника – это наша вина и наша беда, - Пётр печально вздохнул. - К сожалению, духи добрались до него раньше, чем мы успели его защитить.
- О, опять духи! Ты снова будешь пичкать меня этими сказками? – наступал Алан.
- А разве в пещере ты их не видел?
Напор Алана слегка угас: он перебирал воспоминания прошедшего дня, вернее ночи, в пещере, и не мог решить для себя, происходило ли это на самом деле, или было плодом его взбудораженного воображения. Кошмарным сном. К сожалению, утверждать, что он совсем ничего не видел, значило солгать.
- Ты хочешь сказать, что это не было сном, бредом, что все это было на самом деле? – голос Алана немного дрожал.
- Что было там, в пещере, не мне судить: меня там не было, - с этими словами Пётр открыл корзину и поставил ее перед Аланом, - но вот эта рыба точно не бред.
В корзине лежали свертки из листьев. В свертках была рыба: большая и не очень, запеченная и зажаренная, отваренная и тушеная в овощах, на все вкусы и аппетиты. Пахло вкусно.
- А при чем здесь рыба? – удивился Алан.
- Ты ешь пока, а я тебе объясню, - ответил Пётр. – Тебе поесть надо.
- Так вот, - начал Пётр, - ты, наверное, понял, что мы едим в основном рыбу. Наш народ живет у этого озера уже очень давно, и озеро всегда давало нам достаточно пищи. Так было много лет. Но недавно рыба из озера исчезла. Наши колдуны не смогли догадаться, что с ней стало, и что надо делать, чтобы она вернулась. И тогда старейшины решили искать помощи у белых людей. К нам приехал ты. Сначала ты рассказал нам, что стало с рыбой, а потом вернул ее в озеро.
- Постой-постой, - перебил Алан, - что рассказал, как вернул?
- Ты закинул свою чудную снасть в озеро и вытащил половину рыбы, а потом сказал, что кто-то откусил добрую половину.
- И что? – не понял Алан.
- Как что! – удивился Пётр. - Если кто-то из духов откусил и утащил в свою пещеру добрую половину рыбы, значит, в озере осталась только злая половина. Поэтому рыба и не ловилась. Надо было отнять добрую половину у похитителя и вернуть в озеро.
- Но я совсем не это имел в виду, когда говорил про добрую половину, - запротестовал Алан. – Я вообще не знал, что у вас какие-то проблемы, об этом я и не думал.
- Не важно, что ты имел в виду, - ответил Пётр, - важно, что ты открыл нам, что случилось. А что ты при этом думал, это твое дело.
- Допустим, а как я вернул добрую половину? – спросил Алан.
- Пошел в пещеру духов и отнял добрую половину у похитителя, а потом, когда вылез, отдал ее мне.
- Так тот рыбий хвост, с которым я вылез…
- Да, это и была добрая половина рыбы. Наши старейшины вместе с колдунами вернули обе половины в озеро, пока ты спал. А потом рыбаки вышли на своих лодках и наловили столько, сколько не ловили уже очень давно. Наши женщины приготовили тебе корзину рыбы сегодняшнего улова.
- А почему нельзя было сказать сразу, что у вас проблемы с продовольствием?
- Потому, что белые люди очень любят рассуждать. Если бы мы начали тебе все рассказывать, ты бы стал много говорить, но ничего бы не сделал.
- Ну, уж всяким шаманством в пещерах я бы точно не стал заниматься, есть ведь другие методы, - заметил Алан.
- Вот видишь! - воскликнул Пётр. – Может, вы бы и привезли нам продуктов, чтобы мы не умерли с голоду, или еще чего, но добрую половину рыбы в озеро вы бы не вернули, а это плохо.
- А если бы я не стал делать то, что вам нужно, или сделал по незнанию какую-нибудь глупость и навредил себе? Что тогда?
- Не было у тебя никакого незнания, мы тебя подготовили.
- Когда?
- Мы провели тебя через чрево большой рыбы, и ты стал воином, а воин знает, что делать в таких случаях.
- Так это ночное представление с деревянной пастью было подготовкой?!
- Да.
- Но вы же ничего не объяснили, просто кинули меня в лужу и все!
- Мы тебе не рассказали ничего, чтобы ты не начал рассуждать. Я же говорю, когда белые начинают рассуждать, они перестают делать. А что надо делать, мы тебя научили.
При этих словах Алан вспомнил огромного духа, склонившегося над ним в пещере, и то, как он прыгнул прямо ему в пасть, чтобы схватить врага за язык. Тогда он, и правда, ни о чем не рассуждал, а теперь задумался, что же заставило его совершить этот безумный поступок.
- А церковь вы зачем кровью вымазали? – продолжал расспрашивать Алан.
- Ты должен был принести жертву добрым духам, чтобы они взяли тебя под свое покровительство. Сам бы ты этого делать не стал, а принести жертву за тебя можно было только во время специальной церемонии. То есть духам должно было быть понятно, что ты на этой церемонии главный, и все делается от твоего имени. А такая церемония была только одна – твоя воскресная проповедь.
- О господи! А барабаны?
- Нам надо было взять тебя под защиту с самого начала. Пока ты не получил покровительство добрых духов и не стал воином, ты был очень уязвим. Предыдущего проповедника мы недостаточно хорошо охраняли, и на него напал крокодил.
- Вы отпугивали крокодилов барабанами?!
- Нет, мы отпугивали злых духов. Под покровом ночи они могли пробраться в твой дом и заколдовать тебя. Тогда с тобой случилось бы что-нибудь нехорошее, может, и крокодил.
- А женщина с колыбельной? Тоже отпугивала?
- Извини, и у нас иногда случаются накладки, мы не идеальны.
Алан немного помолчал.
- Ну, хорошо, - Алан снова принялся расспрашивать Петра, - допустим, вы меня защитили, и ничего страшного со мной не могло случиться. Но откуда вам было знать, что я стану гоняться за вашим похитителем, а не сбегу, например? Я ведь понятия не имел, что надо половину рыбы отнимать!
- Ты зря на себя наговариваешь. Ты искренне хотел нам помочь, я это чувствовал, и ты сделал это наилучшим образом. Как же могло быть иначе! Теперь вся деревня славит тебя как героя. Тебе есть, чем гордиться! – заключил проводник.
- Вот гордиться то мне как раз и нечем, не говоря уже о том, что гордость среди пороков занимает первое место, – печально проговорил Алан.
- Это почему? – теперь удивился Пётр.
- Почему первое место? – мрачно спросил Алан.
- Нет, почему гордиться нечем? – пояснил Пётр.
- Ты слышал про Иова? Его преследовали всяческие беды, но что бы с ним ни происходило, он не отрекался от Господа. А я, стоило наваждениям поставить мне пару синяков, забыл о молитве и стал носиться с волшебными палочками: дубасил этих ваших духов магической булавой, уверовав, что только она может мне помочь, а не Бог.
- А разве булава тебе не помогла?
- Ты не понимаешь, Пётр. Дело не в том, помогла она, или нет. В любых наших делах, в любых наших бедах в конечном итоге может помочь только Бог. Если мы отрекаемся от Него, мы теряем саму нашу жизнь. Даже если что-то и приобретаем, теряем мы неизмеримо больше.
- Погоди, но ведь вы, христиане, если у вас что-то болит, обращаетесь к доктору и пьете таблетки, а не идете к священнику. Разве это не то же самое?
- Нет. Таблетки не требуют веры, они лечат независимо от этого, они часть объективной реальности. А в вашу дубинку надо было поверить, чтобы она подействовала. Надо было поверить, что Господь бессилен, а магия может помочь. Господь учит, что вера – это главное, ее нельзя терять.
- Я не знаю, чему учит ваш господь, Алан, но я неплохо разбираюсь в духах. И объективная реальность состоит в том, что духов можно победить, только если верить в них и в магию. И ты имел возможность в этом убедиться.
- Но что толку побеждать духов, если для этого нужно отказаться от спасения души?
- Знаешь, Алан, если бы ты не победил духов, ничью душу в нашей деревне ты бы не спас. Спасать было бы некого. Все умерли бы от голода.
- И все-таки душа – это главное.
- Нет, главное – рыба вернулась в озеро.
Опубликовано на ficbook.
@темы: сказка
-
-
06.10.2014 в 14:57-
-
06.10.2014 в 18:27-
-
06.10.2014 в 20:41-
-
07.10.2014 в 13:38-
-
07.10.2014 в 15:46